Это совершенно гениально.

05.01.2019 в 13:10

Пишет  Die Glocke:

Когда твит, написанный со слов твоей мамы, популярнее твоих собственных твитов Третий день телефон разрывается

@темы: библиотека цитат, Гений - это бессмертный вариант простого человека (с)

---

Снежный шар. Шар 4.

Подарок для Мев

читать историю

-Название: Нарзан, Ессентуки, Машук, Славяновская (18+)
-Фандом: The Man From U.N.C.L.E. (2015)
-Автор: Pollyamory aka Suspens
-Бета: Penelopa2018
-Пейринг: Илья Курякин/Наполеон Соло
-Категория: 18+, слэш
-Рейтинг: NC-17
-Размер: 8 тысяч слов
-Жанр: занавесочная история, ER
-Саммари:
- Завтра в спортзал вместе, - рычит Илье в загривок, вжимаясь собственным жаром под ягодицы. Пахнет крепко, душно, упоительно - кожей Наполеона и его любимым одеколоном.
- Неужели это ревность, ковбой? - Илья упирается руками в столешницу и коротко смеётся.
- Это конкуренция, - ухмыляется Наполеон.
А.Н.К.Л. заботится о своих агентах и после сложной миссии направляет Илью и Наполеона в санаторий. У Наполеона культурный шок.
-От автора: как бы ни называлось курортное лечение в Баден-Бадене на самом деле, у меня это санаторий.
Написано при участии Penelopa2018
В подарок для Мев на фест Снежный шар 2018
-Дисклеймер: все права принадлежат своим законным правообладателям, не извлекаю коммерческой выгоды.
-Размещение: с разрешения автора.

Нарзан, Ессентуки, Машук, Славяновская

Когда агентство направляет их в санаторий, Наполеон совершенно не понимает, как к этому относиться. Он смотрит на кивающего со знанием дела Илью и подозрительно помалкивает, собирая данные.
Баден-Баден, путёвка на две недели (сокращённый курс, сами понимаете). Илья выглядит сосредоточенным, как на планёрке, а выходя из кабинета, пожимает руку Уэйверли и благодарит его почти сердечно. “Кажется, - думает Наполеон, - мы ещё и должны остались”.
- Ты никогда не бывал в санатории? - удивляется Илья на ланче.
Последнее дело выдалось катастрофическим. На двоих - растяжения, пытки утоплением, ушибы, касательное пулевое ранение, сильная асфиксия. Стоматолог-палач высверлил Илье левую шестёрку снизу. Наполеон снова получил разряд электричества. После дела Винчигуэрра это последнее, что ему было нужно. В госпитале А.Н.К.Л. они провалялись почти неделю (видимо, её начальство и включило в счёт путёвки*). Сейчас оба чувствуют себя “как космонавты”. Так что у врачей глаза на лоб лезут.
- Нет, не бывал, - с достоинством отвечает Наполеон и глядит на Илью недоверчиво.
- ЦРУ не отправляет своих агентов поправлять здоровье?
- В больницу? - Наполеон элегантно вскидывает бровь.
- Нет, ковбой. На воды, грязи, в соляные пещеры… - на этом познания Ильи в области рекреационной медицины, в основном почерпнутые из русской литературы и личного опыта, заканчиваются.
- Соляные пещеры?..
Илья прикрывает глаза, чуть улыбаясь. Изящный, щеголеватый Наполеон сидит перед ним в кафетерии, закинув ногу на ногу, и гримасничает. Илья думает, что это будет очень любопытная поездка.

***
В санатории Баден-Бадена в Наполеона быстро влюбляются все медсёстры. Причём он даже не старается. В первый же день на завтраке все женщины поворачивают головы, провожая обоих изумлёнными взглядами. Все мужчины обращаются в Аланов Тьюрингов** и рассчитывают мысленно ширину плеч Наполеона и рост Ильи. Они, особенно вдвоём, производят сильное впечатление.
Их селят на четвертом этаже с видом на Чёрный лес. Номера рядом, балконы через перегородку. Этажность - как раз, чтобы не пользоваться лифтом, говорит Илья. Наполеон только прикрывает глаза.
Поначалу Наполеону малопонятен энтузиазм Ильи. Хотя они двое и так постоянно попадают в госпитали А.Н.К.Л., правила санатория всё равно вынуждают пройти медосмотр, а значит в первый же день Наполеона будят в 7:50 утра телефонным звонком. Вежливо напоминают, что в 8:05 ему необходимо сдавать кровь из вены.
Илья встречает его в дверях процедурного кабинета с улыбкой на губах и перевязью на сгибе локтя.
- Не балуй, ковбой, - сверкая глазами, говорит он.
На дворе рассвет, а Илья уже выглядит, как всегда - собранным и деловым. Только очень мягким, каким обычно бывает только наедине. Наполеон смотрит сонно и несчастно и даже не ёрничает.
- Я подожду тебя и пойдём пить “Нарзан”, - предлагает Илья. Хоть местная минеральная вода и имеет своё название, он всё время величает её привычно по-советски.
- Narzan? - несчастно спрашивает Наполеон. - Мне ещё нужно зайти в номер.
- Ну хорошо, ковбой.
Илья сегодня очень терпелив - он любуется редким кадром: Наполеон Соло в брюках и простом пуловере песочного цвета, волосы наскоро причёсаны, концы кудрявятся. Лицо ещё припухшее, по-утреннему бледное. Ресницы сонно дрожат, голос тихий и хриплый. Взгляд ещё не здесь.
Кофе им удастся выпить нескоро, это Илья уже выяснил (бар открывается в десять, а растворимый Наполеон не признаёт). Он прячет улыбку и соглашается подождать, пока ковбой сходит уложить волосы.
Илья остаётся в кресле в коридоре, а Наполеон отстранённо размышляет, что могло так порадовать напарника с утра пораньше? В процедурной ждут две дамы. Врач и медсестра. Две скромные и очевидно замужние немки. Располагаясь для забора крови, Наполеон мысленно ухмыляется: “Женщины”. Пускай, Илья и кажется порой непрошибаемым, женской улыбке под силу растопить любое сердце.
На завтраке посвежевший Наполеон сам растапливает лёд в сердцах. Илья по его гордо расправленным плечам видит, как тот купается во внимании, как наслаждается произведённым эффектом. Ох, именно так они в Янице и нажили себе проблемы. Наполеон не посчитался с тем, что кроме мнения госпожи Спанидис о нём существует ещё и суждение господина Спанидис. Илья покачивает головой - какой же позёр, - но всё же прощает Наполеону эту маленькую слабость. Да и кто бы вёл себя иначе при его внешности? Илья даже испытывает гордость: Наполеон ведь входит сюда с ним.
Утро проходит в суматохе, их направляют от врача к врачу. Натощак они делают ещё пару узи, причём для узи мужских органов им приходится пропустить утренний туалет. Перед дверью в кабинет уролога оба нервно постукивают пальцами по подлокотнику дивана и выразительно друг на друга смотрят. Кто поймёт тебя лучше напарника?
Знаменитая минеральная вода Наполеона не впечатляет тоже. Он не знает, как там на вкус Narzan, Essentuki, Mashuk или Slavyanovskaya, о которых рассказывает Илья, но эта - тёплая и солёная, как будто кровь пьёшь. В том, какова кровь на вкус, Наполеон дока.
Вот термальный источник - это замечательно. На улице минус, а вода горячая. Над термой клубится пар. Однако присутствие других отдыхающих портит картину. Да и Илья почему-то тут не совпал с ним по расписанию процедур.
До обеда Наполеон не терпит. Так и не найдя Ильи, пишет ему записку и подсовывает под дверь: «Ушёл смотреть филармонию. Обедать предлагаю в городе. К.»
Вернувшийся от стоматолога Илья читает её и тихо ухмыляется анестезированным ртом. Где искать - не написал. Игра начинается.

***
Илья располагает ковбоя возле фонтана “Жозефина” и делает фотографию. Он очень доволен своей шуткой. Наполеон позирует стоически. На белых изваяниях лежит снег. Девы, олицетворяющие два основных баденских мероприятия - лечение купанием и питьём воды, холодной виньеткой окружают красивого Наполеона в шерстяном пальто. От морозца он румяный.
Санаторная жизнь кажется Наполеону слишком медленной и скучной. А.Н.К.Л. просто отправила их в ссылку, зачем-то названную “оздоровительной поездкой”. Его сердце в порядке, ему всё это не нужно. Илья дразнит и говорит, что судить о чём-то рано, что он как маленький, что в Бадене они всего один день.
Сам Илья выглядит очень… расслабленным. Как будто попал ровно на своё место. Наполеон не может этого понять. Разве они просто не теряют здесь время? Ведь могли бы получить нормальный отпуск! Две недели - немыслимо. Отпуск им обычно дают максимум на три дня. Илья улыбается так, что Наполеон понимает - спорить они тут могут до хрипоты.
На улице минус четыре. Снег белым мхом укрывает дорожки. Питьевой павильон Баден-Бадена неинтересен внутри, скучен сзади и величественен с фасада. Есть в этом нечто шулерское. На правом плече гипсового стража - кайзера Вильгельма I - сидит чёрный, как антрацит, грач.
Они проходят по галерее, осматривают фрески на стене. Останавливаются возле “Свадьбы привидений”. Наполеон знает три из двенадцати баденских городских легенд, а ещё тремя с ними делится старичок-местный, пока они разглядывают “Прыжок графа Эберштайна”, “Лихтентальский монастырь” и, конечно, “Сказочное озеро Шварцвальда***”.
Илья преувеличенно серьёзно рассказывает Наполеону, как представлен Водяной в русском фольклоре. Медленно попивая “ессентуки” (по выражению Ильи), они ходят по припорошенному снегом павильону и рассуждают, почему это вдруг у немцев русалки олицетворяют добро, тогда как у остального мира, будь то античный или древнеславянский, - зло. Так в разговоре рождается новый кодовый знак на случай беды, исходящей от женщины. Мавка. Долго учить Наполеона произношению не приходится. Он знает о равнине Навки**** на Венере. Его эрудиция порой впечатляет настолько, что Илье не стыдно в этом признаться.
- Тебе обязательно надо увидеть картину Репина***** к былине “Садко”, ковбой! Она точно тебе понравится.
Мороз кусает щёки, у Ильи совсем красные уши. Наполеон ругается на него за то, что не спросил его совета и пошёл к дантисту здесь. В Нью-Йорке он бы дал Илье контакт лучшего врача в обеих Америках. Илья отмахивается и рассказывает удивительно смешную историю про одного очень неумелого француза, который силился пытать его в Алжире.
На ужин Илья всё-таки возвращает его в санаторий. Нельзя же так расстраивать прекрасную половину отдыхающих, которая уже, наверное, решила, что широкоплечий американец за завтраком померещился ей от минеральных испарений.
Вечером у них культурная программа: концерт, кино и шахматы в холле. Так начинается карьера Ильи в этой поездке. Он ставит рекорд в каждом уголке санатория - бассейн, бильярд, тренажёрный зал - во всех доступных видах спорта и не только. А вот в шахматах внезапно встречает достойный отпор.
Его сопернику лет пятнадцать. У него параноидально аккуратный вид, и в первый вечер они играют целых два часа. Когда Наполеон наконец забирает Илью “домой”, тот так устал, что засыпает мгновенно. Куда там вечерний чай вдвоём. Это Наполеон тоже записывает в минусы санатория.
Простившись со своим на ходу спящим напарником, он стоит на балконе, смотрит в звёздную ночь и чувствует, как по телу разливается неожиданная лёгкость.

***
Каждое утро начинается у них по расписанию, но абсолютно по-разному. Илья просыпается в восьмом часу, принимает “нарзан” и уходит на пробежку. Когда он заканчивает с душем, в соседнем номере как раз проклинает будильник Наполеон. Завтрак в девять, и за полчаса до него Илья уже умудряется разделаться почти с половиной своих процедур. Как - Наполеон даже знать не хочет. Всё, что начинается со слов “до девяти утра” его совершенно не интересует.
Зато после у него самого - ни минутки. С завтрака он бежит на циркулярный душ, с него - на магниты, после - иглорефлексотерапия. Тут они совпадают с Ильёй. Лежат в соседних кабинках и не могут даже постонать для расслабления. Держат лицо.
С каждым днём Наполеон флиртует с медсестрой всё двусмысленнее, дразня Илью через перегородку. Кажется, будто они могут общаться ментально. Фрау Гофман вводит иглу в запястье Наполеона, и она оказывает давление на сердечную мышцу Ильи.
Если бы только это было возможно. Иногда Илья думает, что забрал бы себе половину всей боли, которая на миссиях достаётся Наполеону. Он лежит за перегородкой, смотрит в потолок и, слушая низкий голос ковбоя, молчаливо посмеивается над его комментариями. Наверняка, пациентов других кабинок это сильно раздражает.
Правда, через пять минут Наполеон уже дремлет. И ощутив вдруг, как иголка в его руке или спине шевелится, распахивает глаза, обнаруживая над собой медсестру. А ведь он всегда бодрствует краем сознания.
За кофе он говорит Илье:
- Гофман ходит изумительно бесшумно! И ведь она даже не старается. Нам точно следует взять её на следующее дело.
Он улыбается, а Илья отвечает, что знает все его дела, где нужна бесшумность. Но каждый день тонкой цапельке Гофман вновь удаётся подкрасться к нему и озадачить внезапным шевелением иголки, как бы он ни ждал её.
К обеду Наполеон проходит также грязелечение (запах не очень, но здесь спать ещё приятнее - укрывают одеялом), похожую на курение турецкого кальяна ингаляцию, аутогенную тренировку, наотрез отказывается от грязевых аппликаций на дёсны и, пока лежит в минеральной ванне, придумывает три новых способа того, как же всё-таки мог бы выкрасть “Источник молодости” Кранаха в 46-м.
Он выходит с массажа, и первые несколько мгновений голова - как чумная. По телу разливается приятный гул, ноги легко пружинят. А потом что-то происходит, и в мыслях наступает порядок. Под кожей - словно колют маленькие иголочки, но это куда приятнее рефлексотерапии. Он чувствует себя пустым и обновлённым. Атараксия. Почти катарсис.
Наполеон садится в лобби-баре с баденским “Дымом”, который позаимствовал в библиотеке, - ведь Баден-Баден издавна был для русских писателей важным местом в паломничестве по целебным землям. Вчера они с Ильёй уже совершили прогулку от памятника Тургеневу на Лихтентальской аллеи до “дома Гоголя” в отеле “Дармштадский двор”.
Тело покалывает и отпускает. Конечности наливаются тяжестью. Он просто держит чайную чашку в руке и смотрит в окно за полупрозрачными шторами. Внутренний двор санатория в неоклассическом стиле. В этом медитативном состоянии его и находит Илья.
- Спим, ковбой? Ну правильно. Soldat spit, sluzhba id’ot.
Ещё до того, как повернуть голову, Наполеон слегка ухмыляется. Он по голосу представляет себе Илью. Не атлет - атлант! Весь с надписью “сделано в СССР”. От букв на спортивном костюме до ясного стремления вперёд, к победе коммунизма, в голубых, как небо над Москвой, глазах. Илья так уместен здесь, в санатории, что кажется дымом всё остальное. Все те разы на раутах и яхтах, когда он очаровывал общество, перевоплощаясь в светского льва, мнятся фантазией.
Наполеон поворачивает голову, готовый бойко шутить в ответ, но улыбка сходит с его лица. Он совершенно ошеломлён. На Илье шорты. Нет. На Илье очень короткие шорты.
На любом нормальном человеке это была бы самая обыкновенная спортивная униформа, но Илья ведь два метра ростом! Его бёдра как раз на уровне глаз Наполеона.
Он ставит чашку на стол и поднимает голову.
- Большевик. Кто-то должен сказать тебе об этом. Кажется, ты забыл надеть штаны.
Илья глядит сверху, недоумённо хмуря брови.
- В смысле?
И даже не тянется машинально одёрнуть шорты. Профессионал.
- Не думаю, что это, - Наполеон берет холодную чайную ложечку и касается его ноги. Илья ёжится, отстраняясь. По его коже в мужественных зарослях светлых волос разбегаются мурашки, - законно.
- Чего ты пристал? - удивлённо спрашивает Илья, никак не ожидавший, что ковбой прицепится к нему. - Это мои обычные спортивные шорты. Что тебе не нравится?
Лоб Наполеона пересекает столько складок, а брови так изламываются, что этим взглядом можно вымаливать амнистию. Ну артист. Илья стоит посреди пустующего лобби-бара и чувствует на себе все взгляды мира. Вот так в одно мгновение Наполеон Соло в очередной раз переворачивает всё с ног на голову.
- Мне-то как раз всё нравится. Только я не ожидал, что ты так жаждешь внимания. Ты бы сказал. Я ведь и цветы подарить могу.
- Blyat’, Solo. Idi v banyu.
- Приглашаешь? - он улыбается с ослепляющим соблазном.
- Да. Горю желанием отхлестать тебя веником по самое не могу!
- Илья, ты же знаешь, я всегда открыт новым практикам…
Наполеон сидит перед ним в кресле, дурманяще-свежий, распаренный после водных процедур, мягкий и такой искренне весёлый. Хоть он и страшный болтун, Илья всё равно не может насытиться его обществом. Да что греха таить - и им самим.
- Знаешь, я тебя, вообще-то, по делу искал.
Наполеон демонстрирует, что весь обратился в слух. Только уголки губ нахально приподняты.
- Что у тебя дальше? - Илья хмуро берёт со стола его расписание и бесстыдно влезает в его личные дела.
Наполеон спокойно наблюдает за тем, как взгляд Ильи бегает по строчкам. И снова косится на длинные ноги. Большевик-большевик. Хочется лишь одного: закинуть эти ноги на плечи и...
- Отлично. Перенесёшь терму, - постановляет Илья. - У меня есть сорок минут, и у тебя час. Как насчёт того, чтобы переместить чаепитие ко мне?
Он пристально смотрит в глаза. Взгляд Наполеона в ответ тяжелеет. На лице появляется знакомое выражение уверенности и довольства. На мгновение он кокетливо опускает ресницы.
- С удовольствием.
Они идут по мраморному коридору плечом к плечу, весёлые, бестревожные. Встречные дамы сворачивают головы на зад Ильи, и Наполеон неуловимо ухмыляется. Ему совсем не жаль уступить Илье внимание, он гордится: смотрите, девушки, смотрите, но он мой. Ковёр мягко поглощает шаги, они бесшумны, как фрау Гофман. Илья вешает на ручку своего номера табличку “Не беспокоить” и, только войдя, сразу приникает к Наполеону поцелуем.
Руки обхватывают ласково и монументально. Он прижимает Наполеона к стене и прижимается к нему сам. Влюблённый, нетерпеливый, страстный. Обнимая в ответ, Наполеон улыбается.
За лопатками жёстко, и пол вроде бы тоже твёрдый, но уходит из-под ног. Они торопливо целуются, давая волю себе и своим рукам. От близости Ильи Курякина Наполеон пьянеет без вина уже год. И прекрасно знает, что Илья от него - тоже.
Илья забирается пальцами под пуловер, сжимает бока, гладит поясницу. Ширина талии ковбоя - расстояние двух больших ладоней Ильи. А вот по ширине плеч он Илью превосходит. В Наполеоне всё совершенно. От манер до тела. Он сколько угодно может восхищаться греческой скульптурой и даже называть Илью греческим богом, сам Илья описал бы его в метафоре скульптуры советской. Именно советским мастерам удалось изваять саму мужественность. И Илья восхищается размахом этих плеч, рельефностью руки и груди наслаждается уверенной выпуклостью ягодиц.
Руки его холодные, но стремительно согреваются на жарком теле Наполеона, который сам уже мнёт упругие ягодицы под советскими шортами и немного злится. Кровь бурлит бешено. Курякин бродил в таком виде бог знает где! Каких бы свободных мнений Наполеон ни придерживался, ревность сметает их все.
Он кусает губы Ильи и ловит пьяный взгляд из-под ресниц. Моё, моё, - рычит естество. От Ильи пахнет хлоркой и гелем для душа. Он снова всех уделал в бассейне. Потом - хватило ума - пошёл в тренажёрный зал. А после - в душ. Ведь собирался пригласить его на секс. Стоит закрыть глаза, и Наполеон видит живописную картину.
Илья занимается на беговой дорожке. Шаг быстрый, пружинистый. Проклятые шорты подскакивают, щекочут напряжённые ляжки. Натягиваются, очерчивая большой член. Илья всех заткнул в тренажёрке? Это потому что Наполеона там не было. Завтра он покажет напарнику класс.
Естество Ильи не рычит - утыкается в бедро Наполеона во всю длину.
- Какой твёрдый, - довольно ухмыляется Наполеон и накрывает член рукой. Он смотрит вниз, всё так и есть: под синей тканью с роденовской экспрессивностью очерчена толстая головка. Он гладит её большим пальцем, запоминая каждую чёрточку и вену - другому скульптору не позволено касаться этого изваяния.
Шорты под рукой сминаются, и большой член жадно выглядывает наружу, тычась в ладонь по-пёсьи. Наполеон - ласковый хозяин. Он обхватывает член снизу и гладит под тяжёлой головкой. Илья шипит и тоже смотрит вниз. Кусает губу, глядя пару мгновений на всё это: на толстый ствол и широкую жёсткую ладонь на нём, на скомканные шорты и их с Наполеоном кроссовки на полу.
- Он по мне соскучился, - ухмыляется Наполеон, и Илья закатывает глаза.
- Болтун ты, ковбой, - с весельем говорит он.
Пульс стучит у Ильи в висках, и тело как не своё. В голове - молоко. От горячей, твёрдой руки на его члене по венам расходится радость. Кожа Наполеона на вкус - мёд и соль. Илья трётся об него и целует, жаждет ставить засосы, метить, клеймить, и не может: не здесь, не в этот раз.
Четыре путаных шага, и они у кровати. Он мечтает разложить черноволосого Наполеона на белых простынях и стащить прочь одежду. Каждый их чёртов раз в нём пробуждается животная стихия, тело выходит из-под контроля, в голове - вакуум.
Наполеон у постели не останавливается - прислоняет Илью к длинному столу с жёстким оргстеклом на поверхности. Угол впивается в ногу, но это никого не заботит.
- Завтра в спортзал вместе, - рычит Илье в загривок, вжимаясь собственным жаром под ягодицы. Пахнет крепко, душно, упоительно - кожей Наполеона и его любимым одеколоном.
- Неужели это ревность, ковбой? - Илья упирается руками в столешницу и коротко смеётся.
Смеяться долго не получается: Наполеон трётся об него и кусает в шею. Илья смотрит на их отражение в стекле и протяжно, приглушённо стонет. Рука Наполеона хозяйничает у него в шортах. Он никак не комментирует отсутствие белья, только лижет кожу.
- Это конкуренция, - ухмыляется Наполеон.
Илья разворачивается, избавляет его от пуловера и продолжает целовать, ероша уложенные, аккуратно причесанные волосы. Не может Наполеон спокойно жить с кудрями. Илья прикусывает мочку его уха, расстегивает брюки. А Наполеон толкает его на кровать, и он, не удержавшись, садится.
Длинные ноги разведены, расплющенные под собственным весом ляжки неистово-соблазнительны, а из короткой штанины проклятых шортов бесстыдно торчит тёмно-красная от прилившей крови головка члена.
- Только посмотрите на него, - низко говорит Наполеон. Его взгляд - точно гиря. Тяжелый и от него заранее поднимаются все ресурсы.
Илья растерянно опускает глаза, быстро оглядев скульптурно вырисованный под тканью член, и смотрит в ответ, не зная смущения.
- Как видишь, тебе все тут рады. Разденешься сам или нужна помощь?
Наполеон стоит над ним сногсшибательный. Широкая грудь в курчавых волосах, штрихи шрамов - хорошо спрятанные под костюмами денди, мужественно-сексуальные без одежды; узкая талия - как ущелье в горной гряде. Очерченный пресс, тёмная блядская дорожка под пупком. Илья прослеживает её взглядом, отвлекаясь на массивный член, откровенно выпростанный из штанов. Хотеть его так сильно - не значит ли потерять преимущество? Илья не думает об этом.
Наполеон похож на воинственного, одержимого страстью бога. Он выбирается из штанов, стягивает вместе с ними белье, снимает обувь и носки. Илья обнимает его и тащит на себя, желая не только созерцать, но и чувствовать всем телом. Горячую кожу под пальцами. Раскаты мышц и напряжение бёдер. Он целует Наполеона и лапает, пока тот усмехается ему в рот.
- Где смазка?
- Под подушкой. Сам же учил: пистолет и смазка всегда должны быть под рукой, - Илья щурится, глядя на него снизу.
Длинноногий Наполеон сидит на его коленях, как на коне. Ну истинный ковбой. И Илья совсем не против, чтобы его объездили, если это сделает Наполеон. Илья кусает и лижет его оголенную, напряжённую шею, пока тот тянется под подушку. Синяки, обхватывающие горло Наполеона после попытки удушения на миссии, возвращают Илье прежнюю ярость, которую он переплавляет в возбуждение.
Наполеон пышет желанием и жаром. Илья под ним - покорённая сила. Под белой санаторской подушкой притаились лубрикант и вальтер. Наполеон ощупывает магазин большим пальцем и, передвинув руку, узнает очертания тюбика смазки. Илья может убить одним движением, но предпочитает целовать. Наполеон довольно трётся об него и скручивает крышку.
- Ну что за наряд, Илья, - рокочет он.
Просто сдвигает шорты в сторону, не снимая, разгульно оголяет налитый кровью член и гладит его рукой.
- Ну и чего ты жалуешься? - отвечает Илья. - Экономит время.
Шорты - маленький кусочек целомудрия на бесконечных ногах. Наполеон быстро смазывает себя внутри и под распахнутый взгляд голубых глаз (“Неужто, ковбой, ты на меня сядешь?” - “Мне несложно порадовать напарника”) медленно насаживается на член. Илья только ловит его под спину, обнимая крупными разогревшимися лапищами.
Больше всего на свете Наполеон любит свободу. Но сразу после неё - секс. И это неразрывно связанные вещи. Он любит дарить блаженство и наслаждаться удовольствием партнёра. Любит быть тем единственным, лучшим любовником в чьей-то жизни. Доводить до неба в алмазах - так, чтобы забывались, чтобы стонали лишь его имя. Властвовать в постели, царствовать. И редко позволяет у себя эту возможность забрать.
Илья задыхается от кайфа и неожиданности - ковбой обычно сам предпочитает брать его. Поддерживает за узкую талию и могучую спину, тихо стонет ему в рот. Наполеон тяжёлый и крепкий, и это возбуждает Илью до предела.
Он глубоко вгоняет в сильное тело свой член, ласкает ртом кожу, вылизывает шрамы и кусает за ухо. Наполеон ухмыляется, стонет и целует его, иногда ещё и болтает при этом. Он берёт руку Ильи и кладёт на свой зажатый между их телами член. По животу влажно шлёпает головка, и Илья ласкает её в кулаке.
Илья хотел бы сказать, что он душу из него вынимает, но правда в том, что он же её и возвращает обратно, перетряхнув, обновлённую, радостную. И поэтому он молчит, дышит жаром кожи и дрочит Наполеону, влюблённый и дикий. Он едва сдерживается, чтобы не выполнить упражнение на ягодичную мышцу, поднимая ковбоя на себе к Эвересту.
- Снял бы их прочь, - рычит, чувствуя, как шорты впиваются, пережимая мошонку.
Наполеон глядит вниз, на член Ильи, туго входящий в его тело. Раскрасневшийся, вскудрявленный, ресницы стрелами, глаза хмельные, он усмехается, заставляя Илью чувствовать не желание даже - похоть.
- Как же я теперь сниму их, Илюша?
Наполеон вылизывает его рот и стонет, трахая собой. В Илье бурлит бешеное удовольствие, комната плывёт, его член глубоко внутри.
- Ты это специально, чтобы я их больше не смог надеть? - хрипит он.
- Только если в моей спальне.
- И всё-таки это ревность.
- Тебя удивляет, что я не люблю делиться?
Его накрывает Наполеоном, как взрывной волной: оглушительно, полностью, без возможности спастись.
- Так я не мешок с деньгами, ковбой. И не твой хот-дог, - говорит он низким, почти рычащим голосом. Смотрит на него пристально и крепко держит за спину. Рука движется в его волосы, сжимает на затылке. - Я сам решаю, кому можно садиться на мой член.
Голос рокочет, ощущение невозможно волнующей тесноты сводит с ума.
- ...Тебе можно, - заканчивает он, не сводя лихих глаз.
Наполеон качается на нём и насаживается, принимает глубоко в себя. Он смотрит на Илью из-под ресниц тёмным взглядом, нечитаемым - равно тяжелым как от похоти, так и от мыслей в голове. Он решает ничего не отвечать, только запрокидывается, отдавая свой вес полностью на руки Ильи, и стонет, насадившись по самые яйца.
Сердце Ильи делает кульбит и стучит оголтело. Он удивлён тем, что Наполеон промолчал, что не отбрил сразу. Илья тянет его на себя и виновато, нежно целует. Раскрывает его губы, словно прося прощения, лижет языком, проникает внутрь, лаская изнутри и снаружи.
Наполеон со стоном на поцелуй отвечает. Он двигается и не обращает внимания ни на что, кроме секса. А Илья вдруг одним движением встаёт на ноги, не выпуская своего члена из Наполеона, и встряхивает его на себе.
- Потому что я тоже делиться не намерен, - рычит он.
Наполеон стонет, впивается пальцами в плечи. Его бёдра широко разведены, Илья держит его под ягодицы, разводит ещё пуще. Наполеон смотрит на него, ухмыляясь. Красный рот перекошен, на щеках горит пожар возбуждения, волосы в беспорядке. Илья быстро охватывает всего его, каждую деталь, взглядом. Красивый, стервец! Наполеон хрипло говорит:
- Впечатляет, Угроза, - и непонятно, о чём он: о словах Ильи или о его силе.
Илья с рычанием доносит его до стола - два шага, два движения члена внутри; Наполеон стонет и не думает о том, что он вообще затеял, не пытается перехватывать инициативу. Даёт Илье редкое право покомандовать.
Под спиной - холодное стекло. Илья кладёт его поверх бумаг, счетов, контрактов, расписаний, сдвигает его плечом посуду и телефонную трубку.
- Смотри мне, Соло, - рычит он, резко вдвигаясь в него, вторгаясь, как на чужую землю.
- Не угрожай, - почти ухмыляется Наполеон.
Он и его свобода, - понимает Илья. Хочется втиснуться в него так, чтобы было уже не разъединить. Укусить его по-звериному, заклеймить, прорычать всем тем мужчинам и женщинам, с именем и без, объектам и субъектам - всем, кого повстречал Наполеон на пути. Каждому, кто пытался или думал, что в силах присвоить его себе, забрать часть его внимания, его сияния, невероятной жизненной энергии и обаяния, а то и всего без остатка. “Мой”, - рычит Илья ему в кожу немо. Кусает, оставляет на ней метку, но не говорит вслух. Не может, не имеет права. Чем крепче вжимается в него, тем горше и глубже ощущение ревнивого собственничества.
Наполеон вдавливает его в себя пятками. Разложенный под ним на столе Наполеон. Красивый и такой широкоплечий, что едва помещается. На его лице удовольствие, почти мучительное. Вырви из контекста и не поймёшь, боль это или наслаждение. Но Илья знает это выражение, чувствует всем собой и смотрит, смотрит. А Наполеон ёрзает затылком по столу, косится на стену и вдруг смеётся.
- Что? Ну что такое, ковбой? - теряется Илья, но глядя на него - счастливого, почти юного - не может не улыбаться. - Несерьёзный ты человек!
- Мой номер через стену! - говорит ему Наполеон почти восторженно. - Я же там живу, а всё пытаюсь быть потише.
Грудь Ильи наполняется гордостью. Наполеон пытается сдержаться. Это он, Илья, доводит его до такого состояния.
- Это ты правильно. У нас с тобой ещё соседи снизу есть. От твоих стонов и трахов вечно люстра трясётся, - Илья перекидывает его ноги на свои плечи и вбивается быстрее, глубже, как таран. Словно хочет, чтобы, в противовес своим словам, Наполеон контролировать себя не мог.
Со стола падают мандарины, летят чайные пакетики. Сминаются расписания и договоры на платные услуги. Илья бурно кончает, заляпав договор. Словно ставит печать поверх своей конспиративной подписи. Повисшая на проводе трубка исходит короткими гудками и, едва оклемавшись, Илья поднимает её и вешает на место.
Перед ним на столе - отлюбленный Наполеон. Восхитительно-разомлевший, губы алые, искусанные, волосы не покорились гелю и влажными кольцами липнут ко лбу. Глаза лихорадочно-блаженные. И смотрит прямо на него, на Илью, пристально и мирно. Словно думает о чём-то, только Илья уверен, что в голове у него сейчас ни одной мысли. Илья целует его в сильное колено и ухмыляется, прижимаясь щекой к ноге. Наполеон кончил на живот и дышит тяжело.
- Хорошо тебе, Илюша? - спрашивает с мягкой ухмылкой.
Илья молчит, только глаза сияют.
Баден-Баден за проёмом балкона тих, будто и нет там мятежного мира. Будто весь этот простор - задний двор их дома. Лес стоит ровной грядой, беззвучно покачивая на ветру макушками сосен. У них в комнате душно.
Они с трудом встают на ноги. То ли колени вдруг держат слабо, то ли посторгазменное тело не слушается. Илья предлагает душ. Он смотрит на дюжего Наполеона, по коже которого бежит вода, на его мокрые чёрные волосы, мягкий член и опустошённую мошонку и испытывает такую нежность, что не знает, как её выразить. Поэтому молча и сосредоточенно, тщательно, как нечто крайне важное, Наполеона моет.
После душа и возни в ванной они наводят порядок. Мандарины возвращаются в корзинку для конфет, рассыпанные чайные пакетики перемещаются в чашки, а бумаги отыскиваются за столом. Илья вздыхает и говорит ковбою лучше заняться чаем, сперму с мебели он вытирает сам.
Наполеон кутается в белый махровый халат и молча греет для них воду курякинским кипятильником. Чайные пакетики - кощунство, но Курякин как всегда. Завтра Наполеон купит для него в городе настоящий чай, листовой. Он берёт их чашки и открывает балкон. Зимний воздух ласкает кожу. Наполеон всё ещё чувствует себя заполненным внутри. Он втягивает аромат леса и располагается в кресле перед балконом.
Илья как раз надевает высокие белые носки. Наполеон забрал халат, и ему остаётся лишь одежда, что валяется вокруг. Илья влезает в пуловер ковбоя и с довольным стоном садится в другое кресло, подогнув под себя одну ногу. Мосластые колени, крепкие икры, мускулистые ляжки. Полуголый и домашний, точно с картин Шиле, где полураздетые девушки лежат в бесстыдных, но каких-то очень интимных позах. Наполеон любуется его спортивной фигурой в несуразной одежде.
С улицы веет прохладой, а чай греет руки и тело. Наполеон интересуется их дальнейшими планами, надеясь избежать обеда в stolovoy, как Илья называет санаторный ресторан, а тот тихо ухмыляется уголками губ.
- Дальше у нас послеобеденный сон.
Наполеон смотрит на него из-под бровей и вздыхает:
- Ладно. Но только если вместе.
- Конечно, вместе, ковбой, - Илья смеётся глазами, вскидывая подбородок. - На соседних кушетках, опутанные проводами. У нас новая процедура - электросон.
- Какой ещё электросон, Илья? - моргает Наполеон.
- Электроаналгезия по-вашему. Ты вообще в своё расписание заглядывал?
Наполеон хмурится и вертит головой, разыскивая, куда он дел расписание… или куда оно свалилось.
- Не слышал о таком? Ложишься на кушетку, надеваешь шлем для связи с космосом и отправляешься в полёт… - брешет Илья. Однозначно, брешет. Наполеон смотрит на него, щурясь, и понимает это по его улыбке. - Шучу, я шучу.
- Я засыпаю на каждой процедуре, - говорит Наполеон. - А оказывается, есть и прямо сон!
- Уверен, как раз на ней бы сон тебе и не давался, - смеётся Илья.
Наполеон любуется им и, поднявшись, вместо расписания берет блокнот и карандаш.
- Посиди вот так.
- Нет. Только не это, - Илья тушуется и мигом соединяет ноги, прикрывая от нацеленного на него карандаша пах с расслабленным членом.
- Обещаю, голым тебя рисовать не буду. Ну посиди, Илья. Пожалуйста.
В груди заворочалось нервно. Его не смущает ни пристальный взгляд Наполеона, ни повышенное внимание к деталям его внешности. Скорее он напрягается из-за привычного, профессионального - не оставлять следов. Но разве можно отказывать Наполеону, когда он так просит?
Илья облизывает губы и садится, как было. Голую грудь прикрывает мягкий пуловер, соблазнительны горные хребты сильных колен, неожиданно изящными кажутся щиколотки в высоко натянутых носках. Их бы, наверное, опустить или вовсе снять, но Наполеону, похоже, нравится. Он так на него поглядывает, расписывая бумагу штрихами, как признаниями, что Илье очень лестно.
Рисунок, в самом деле, выходит не пошлым, а пронзительно нежным.
Обнаженный снизу Илья сидит в кресле, его кожа гладкая, ровная, “пустая”, а вот пуловер, которым Наполеон прикрыл его грудь и пах, прорисован узорчато и подробно. Из-под него выглядывают длиннющие атлетические ноги в старательно выведенном узоре из волос и мышц. Упор - на коленные суставы и полоски на носках. Странно, казалось бы, но Илья смотрит на рисунок и не понимает, как Наполеон сумел передать деталями совершенство момента? И сам знает ответ. Потому что это Наполеон Соло.
Илья смущённо проводит пальцами по своему портрету, а затем достаёт к чаю припрятанные для ковбоя трюфели. Его волнует то, каким открытым его видит Наполеон.

***
Наполеон проходит мимо круглого окошка, из которого можно подглядывать за происходящим в бассейне. Половина большого зала - как на ладони. Он стоит на целый этаж выше, на балюстраде. В бирюзово-голубой воде плещется красная шапочка - какая-то дама у бортика. Времени - час до закрытия, бассейн полон народу. Он скользит взглядом не таясь. В кои-то веки шпионит открыто. А зачем же ещё здесь это окошко?
Часть бассейна не видно из-за дизайнерских особенностей зала: одна стена выступает вперёд, скрывая от глаз треть водной глади. Но волны не скрывают ничего - по дорожке движется быстроходная рыба.
Наполеон поджидает, не сомневаясь, что это Илья. За 25 метров он всего единожды всплывает над водой за воздухом. Словно зная, что Наполеон смотрит, доказывает своё умение плавать. А тогда, на Винчигуэрра-Шиппинг, его просто оглушило.
Наполеон ухмыляется и думает: успею. Шесть минут - и вот он уже обаятельно улыбается пожилой немке за стойкой бассейна. Вода кажется тёплой, когда опускаешь в неё ногу, и производит совсем другое впечатление, когда спускаешься по плечи. Приходится поплыть.
Илья выполняет свою норму. Он скользит вдоль дна бассейна и, всплывая глотнуть воздуха, следит только, не оказался ли кто-нибудь у него на пути, выплыв на его дорожку. Наполеона он замечает нескоро - когда тот уже разминает попу на гидромассажной струе. Илья проплывает мимо под пристальным взглядом смеющихся глаз и говорит первым:
- Что, ковбой, Канны?
Наполеон едва уловимо улыбается. Бассейн полон людей: кто-то, как Илья, тренируется сосредоточенно, но большинство курсирует между бортов и рассматривает друг друга от нечего делать. Илья сеет в Наполеоне зерно воспоминаний, и сам плывёт по ним.
Канны, Канны. Наполеон провожает взглядом тень под водой и откидывает голову назад, на мокрый бортик. В Каннах они занимались сексом в ущелье.
Перед глазами - сильное тело, в руках - лёгкость его веса. Оба вспоминают чувственно и ярко, даже слишком ярко для общественного места. Когда Илья располагается на соседней массажной струе, Наполеон чуть поворачивает к нему голову.
В санатории они уже пять дней. Что-то во всём этом “курортном” лечении всё-таки есть. На первый взгляд, пенсионерское, оно вводит в особенное состояние безвременья. Наполеон часто повторяет: учись наслаждаться моментом, Илья. В нашей жизни мало свободы, но сколько ослепительной яркости - в мемуары не уместишь. Вот и сам лови момент, Наполеон. Счастье не только на вершинах.
Принимая термальную ванну, они чуть было не ругаются, переборщив с провокациями друг друга. За кислородным коктейлем - разглядывают фланирующих мимо коллег по оздоровлению и пытаются понять, кто чем занимается. Наполеон снова хочет слинять с ужина, но, когда Илья замечает здоровяка с мощными руками в тугих венах, даже не вспоминает об этом.
- Похож на заводского. Руки - как от станка, - поглядывая на “объект,” заключает Наполеон.
- Именно, ковбой. Но пролетариат здесь не отдыхает.
Они встают так, чтобы здоровяка было видно сквозь аквариум. Толща воды преломляет вид, как кривое зеркало. Он пьёт коктейль, а замершая рядом рыже-бирюзовая рыба выглядит размером с него самого. Отсюда кажется, что они с рыбой ведут светскую беседу.
- Думаешь, он здесь кого-то пасёт? - щурится Наполеон, чьё соскучившееся вдруг по работе сердце загорается азартом.
- Прощупаем его перед ужином.
Двор укрывает снегом, но он тает уже через пару часов - и следа не остаётся. В тренажёрный зал Наполеон приходит в курякинское время. Футболка едва не трещит, обтягивая мощную мускулатуру - ковбой самозабвенно тягает штангу. И в этот момент очень сложно верить, что это тот же самый Наполеон, который укладывает волосы, бережёт лицо от солнца и жалеет свои кожаные туфли, если на миссии надо лезть в грязь. Илья этого не одобряет, потому что ты не девица красная, ковбой, а на работу надо носить практичные вещи.
Сейчас Илья исподтишка пялится на него, лаская взглядом, как совсем недавно руками. Вот ведь, за этой его манерностью, за пижонством часто забываешь, что имеешь дело с лучшим агентом ЦРУ. Иногда в своей сшитой на заказ броне Наполеон кажется таким неуязвимым, будто его ни одна пуля не возьмёт. А ведь он… живой и ранимый. Илья неотрывно следит за его тренировкой (не забывая и сам позёрски выкладываться на полную) и ужасается: сколько раз он беспечно полагался на фортуну и позволял ей оберегать Наполеона?
Со здоровяком всё становится понятно ещё задолго до ужина - каждый раскусывает его своим методом, а потом они сверяют данные. Пасёт, но не их - это просто частный детектив, которого приставили следить за женой французского “денежного мешка”. Ничего интересного.
На шестой день, когда парнишка-шахматист честно забирает у Ильи победу в санаторном турнире (глаза парня так сияют, что Илья жмёт ему руку с почти отеческой гордостью), Наполеон говорит:
- Пришло время раздвинуть границы, большевик.
Они идут проветриться по ночному терренкуру, а потом Наполеон раскладывает перед ним нарды. Илья не играл с тех пор, как умер дедушка, но ещё помнит, какие пункты нужно закрывать.
- В этом весь ты, Наполеон, - вдруг говорит он, улыбаясь широко, хотя позиции на игровой доске совсем к этому не располагают.
Наполеон поднимает голову, отрывая пристальный, бесстрастный взгляд от партии, и смотрит с любопытством.
- Любишь полагаться на случай, - Илья поглаживает пальцами крошечные чёрные зары******. - Ждёшь, как выпадут кости.
Понимая, Наполеон фыркает, но губы вздрагивают в улыбке.
- Поэтому ты любишь шахматы, - отвечает он, глядя так же пристально, но уже - в глаза.
- Поэтому.
Они очень разные. В этом их сила.
Наполеон ведёт, хотя разрыв маленький. Забавы ради он предлагает играть на деньги, заранее зная ответ. Наполеон ужасно азартный, и ему всегда хочется больше. Когда Илья уводит его в номер, Наполеон уже выиграл у него пару возмутительных желаний.

***
На следующий день Наполеон сбегает со всех процедур и идёт гулять один. Илье составить компанию не предлагает. Он не боится отказа, просто ему кажется - Илья в самом деле получает удовольствие от всех этих ванн и лечений. Пускай расслабится. Он много рассказывает в эту поездку про свои путешествия на Кавказ. Наполеон рад, что это место так сильно напоминает Илье о доме. Сам же он хочет взглянуть на знаменитое русалочье озеро Муммельзее.
В высоком Чёрном лесу стоит тишина. Белёсая мгла обволакивает гнутые сосновые стебли - задубело-бесцветные у земли и яркие - коричневая охра - выше. Ничего не различить в чаще уже в ста метрах от себя.
Пахнет хвоей, шишками, смолой, грибами. Неба над головой нет. Туман опустился на пики сосен, навесив таинственную, опасную пелену. Под подошвой ощущаются камушки, а чуть наступишь вбок - мягкие иголки и мёрзлая жёлто-белая трава. Хрустят хрусталики снега. Но он воспринимает это действо не слухом, а ощущением в стопе. На дороге в тени деревьев лежат вымерзшие листья и куски коры.
Среди этого леса, хочешь-не хочешь, поверишь в мифы. Очень живописное место. Но Наполеон не боится Владыки озера Призраков - он смог бы уболтать и его.
Берег закладывает маленький изгиб - в конце дорожки видно просвет. Но вот Наполеон выныривает из лесной ниши и резко окунается в жизнь. По пристани прогуливаются люди, на мостках сидят рыбаки, ветер быстро гоняет рябь по воде. Чёрный лес стоит полукругом, запирая озеро колизеем. Здесь туман собирается облаком и роняет один плотный край, будто ватное одеяло.
Наполеон шагает вдоль берега и поглядывает в пелену, застившую небо. Рыбаки - их четверо - лениво поуживают рыбу в мрачном тумане озера. Не надеются ли они выловить русалку?
Наполеон подкрадывается к одному из них, и тот - едва не вздрогнув - оборачивается и говорит:
- Здравствуйте.
Не “ой” и не уставился настороженно, а вежливое спокойное “здравствуйте”. Счастливые, судя по всему, люди.
- Как улов? - интересуется Наполеон.
Он быстро располагает к себе людей. С виду иногда надменный, а на деле очень вежливый, добрый, каждому даёт почувствовать себя интересным.
Рыбаки сидят на небольшом расстоянии друг от друга, созерцая воду. И он вспоминает, как в Кракове Илья ходил на зимнюю рыбалку.
Зрелище было престранное. Одетый во что-то, что именовалось “tulup”, Илья сидел на перевернутом деревянном ведре и смотрел пристально, как завороженный, в маленькое, величиной с кулак, отверстие во льду, тихонько приплясывая ступнями, стараясь и надеясь что-то оттуда выловить.
Воздух неуловимо звенел от мороза. Наполеон подошёл сознательно шумно.
- Никак не пойму, что интересного в этом занятии, - сказал он с ухмылкой. - Ты только смотришь и ничего не поймал. У тебя ни разу не клюнуло. За два дня ты и рыбы в руках не держал. Воистину русская душа - загадка. Только попу морозишь.
- Да и я вас, американцев, не пойму, - не глянув, отозвался Илья. Всё так же рассматривал свою лунку, словно опасаясь шевелиться на морозе, только уголки губ дёрнулись. - Вот приходите в стриптиз-клуб и часами пьёте виски. Смотрите на красивых девушек с бессовестно оголёнными телами, а поговорить с ними - проблема. А уж потрогать точно нельзя!..
Наполеон смотрит на увлечённых рыбаков, которые день за днём сидят здесь на льду. Ему хочется показать это место Илье. И озеро, и лес. Он болтает с рыбаками, знакомится. До Франции 20 минут на машине, и один из рыбаков - француз.
Это видно сразу. Немцов выдаёт незамысловато-строгая, отглаженная, без излишеств одежда. Француз же небрежен, в куртке множество карманов, а из охотничьей шляпки торчит маленькое перо. Наполеон прячет руки в карманы. Его и самого легко раскусить: он вовсе не рыбак. Кроме очевидного - что у него нет удилища, он и интерес питает не к рыбе, а к рыбакам.
Он цепко оглядывает весь берег и набережную: публика такая разноликая, но выглядит до безмятежности гармонично. На какой бы скорости ни мчался 20-ый век, а на этом самом месте так и будут сидеть странные немцы-французы-русские?
Не успевает он поразиться чуду баденского покоя, как из-за поворота неширокой дороги, позвякивая и кашляя карбюратором, выкатывает старенький добродушный “Опель”, от вида которого у всей компании - за исключением Наполеона - каменеют лица. “Рыбинспекция” - гласит надпись на крыле автомобиля.
Попали. Все, конечно же, знают, что озеро почти истощено, поэтому рыбалка разрешена только на один крючок и одну удочку, и все, безусловно, уважают и рыбу, и закон, но ведь две удочки и два крючка - такая маленькая разница. Всё равно клёв не ахти, да и в садках не густо. И все собравшиеся здесь думают не столько о рыбе, сколько об удовольствии от свежего воздуха и общения с друзьями, о возможности послушать или рассказать рыбацкую байку. А удовольствие уж точно не измеряется ни размером крючков, ни их количеством.
Только один Наполеон далёк от всех этих знаний и мыслей, он просто смотрит с любопытством на засуетившихся рыбаков. Задает пару метких вопросов - и уже знает все, что нужно, о сути проблемы. Ему становится до смешного интересно, чем же закончится эта маленькая стычка. Он глядит уже не на рыбаков, которые почему-то не дали дёру, а на приближающийся автомобиль.
“Опель” добирается до берега и замирает шагах в 30–ти от компании. Наполеон зорко вглядывается в вышедшего из него плюгавенького, на коротких ножках рыбинспектора. Форменная фуражка, выцветший офицерский планшет немецкого образца, очевидно оставшийся у него со времен Второй мировой войны, и весь вид - воплощенное рвение к исполнению служебного долга, поимке «браконьеров».
Увлеченность блюстителя закона охотой на последних так велика, что он не только не глушит свой “Опель”, но даже и дверь в нём не закрывает. Так и остаётся “Опель” стоять на холмике, обиженно посапывая мотором.
- Прошу вас предъявить Ангельшайн*******! - с налёта требует он у опешившего Наполеона, единственного из всей компании не похожего на рыбака и даже без удочки.
О чём он инспектору и заявляет.
- Я имею право задерживать кого хочу! - важно отвечает тот.
Вот же глупость. Не надо знать немецкие законы, чтобы понимать - задерживать может только полиция, а не какой-то “рыбный” агент.
Рыбаки замирают. Этот разговорчивый американец в кашемировом шарфе не так прост - да он таким и не кажется. Они вытягивают головы, глядя на него с не меньшим любопытством, чем пятью минутами раньше сам американец смотрел на них. Но ничего не происходит. Он отвечает, ни капли не теряясь, так естественно, словно это чистая правда:
- Конечно, офицер. Мой Ангельшайн у меня в машине.
И, небрежно отстранив рыбинспектора, не спеша направляется в сторону “Опеля” под прицелом молчаливых взглядов забывших о своей неприятности рыбаков. Инспектор же бросает на них надменный взгляд победителя.
Хотя на берегу нет более ни одного автомобиля, кроме старенького “Опеля”, рыбинспектор сначала, ни о чём не подозревая, ищет глазами другую машину, потом ему приходит в голову, что американец собирается бежать от него. Но это не страшно, потому что он его, конечно, легко догонит, поймает, обезвредит и сделает это так искусно, что компания рыбаков не только будет его бояться, но и наконец зауважает!
Но Наполеон Соло никогда не действует по чьему-либо сценарию. Он не убегает, он просто садится за руль заждавшегося “Опеля”, деликатно, с уважением к старичку закрывает дверь и не спеша проезжает мимо опешившего инспектора и покатывающихся со смеху рыбаков, забывших уже и про рыбалку, и про Ангельшайн.
Берег и компания удаляются в зеркале заднего вида, плюгавый инспектор бежит за автомобилем, рыбаки с поклажей удирают в другую сторону, “Опель” улыбается и призывает поддать газку, почувствовав твёрдое и смелое давление на педаль газа. Наполеон спокойно едет в санаторий и даже вежливо кивает, прокатывая мимо милой девушки, удивленно смотрящей на беглецов и с заинтересованностью - на него, и думает, что день весьма удачно складывается, даря ему и автомобильную прогулку, и маленькое приключение.

***
Илья держит кружку для нарзана - бюветницу******** - и смотрит в большое окно вестибюля на мёрзлую траву и далёкий хвойный лес. Наполеон опять куда-то пропал, что с ним поделаешь. Он же как кот, гуляет сам по себе. Илья хорошо понимает: последнее, что можно сделать, это пытаться ограничивать его свободу. То-то Илья всегда больше любил собак. И очень преуспел в собственной собачьей верности. Он вздыхает и пьёт воду из “носика” на кружке.
Если прислушаться к себе, то тревоги нет. Просто он озадачен неожиданным исчезновением напарника.
Он созерцает баденскую природу, привычно сознавая, что второго такого момента может больше не случиться. Жить, как они, под силу только уникальным людям - почти всегда в плохом смысле этого слова. Приходится жить сегодняшним днём и ещё как-то “работать на повышение”. Илья надевает кепи и застёгивает куртку, собираясь поискать ковбоя в городе, когда на развилку между четырёх спа-отелей, еле волоча колёса, выезжает автомобиль рыбинспекции.
Не такая уж странная картина, но профессиональный нюх подсказывает: приглядись, скорость слишком мала, а никогда прежде ты не видел здесь этой службы. Он хмуро поднимает ворот куртки, скрывая лицо, только глаза сверкают под козырьком.
Нюх его не подводит. Из служебного автомобиля с показной беззаботностью выходит Наполеон. В вестибюле больше нет Ильи - только агент Курякин. Он одновременно пристально следит за напарником и окружающей обстановкой. Пенсионерский - как говорит ковбой - курорт тих и безмятежен, но у них двоих, похоже, есть работа.
К тому моменту, как несказанно довольный и улыбчивый (для всех встречных дам) Наполеон добирается до него, Илья уже горит азартом и тревожным адреналином.
- Что происходит? - сходу негромко спрашивает он.
- Большевик, - Наполеон широко улыбается. - Давай-ка поднимемся.
Он заводит Илью вверх по угловой лестнице, окруженной шахтой окон. Отсюда видно не только сквер перед центральным входом и развилку, но и пару километров самой дороги.
- Бежит, - констатирует он, вглядываясь в далёкую точку - со всех ног несущегося в их сторону человека. У Ильи нехорошо тянет на душе, и он смотрит на Наполеона. - Видишь белый “Опель”?
- Не слепой.
- Это я его угнал.
- Ты сделал… что? Какого… Зачем?!
Илья стремительно переводит взгляд на человека, молниеносно рассчитав, сколько у них есть времени, прежде чем он всё-таки достигнет брошенного Наполеоном автомобиля. А этот невыносимый, не способный себя контролировать и вообще думать о последствиях своих идиотских поступков ковбой рассказывает ему всё, что произошло на озере. И про рыбаков, и про неприятного инспектора, с помпой попытавшегося задержать его.
Илья опускает ворот куртки и возводит очи горе, покачивая головой.
- Руки так и чешутся, да, Соло?
Он сердится, но Наполеон не принимает это близко к сердцу. Говорит, улыбаясь Илье такой красивой, обаятельной улыбкой, что за неё одну его хочется придушить.
- Я не мог бросить рыбаков в беде. Слишком уж они напомнили мне тебя.
- Неделя! Тебя хватило на неделю мирной жизни! В каталажку захотел до выяснения личности?
- Да как они меня найдут? - фыркает Наполеон, спокойно созерцая происходящее на дороге. Рыбиспектор всё ещё бежит, не иначе как на адреналине от потери служебного транспорта. Старенький “Опель”, уже и не чаявший на склоне лет такого приключения, сильно осложнил бы движение на перекрёстке. Если бы оно там было.
- О, не волнуйся! - отзывается Илья с такой искренней злостью, что Наполеон удивленно поднимает брови, глядя на него с видом оскорбленной невинности. - Они только начнут тебя описывать, как весь Баден вспомнит! Другого такого тут нет!
Наполеон чуть опускает ресницы.
- Мне лестно, Илья, что тебе не с кем меня сравнить. Но думаю, ему хватит ума просто убраться отсюда, пока начальство не узнало, что он бросил служебную машину открытой нараспашку.
- Ну конечно, - Илья тяжело вздыхает и спускается с лестницы. - Сам разберусь.
- Хочешь пари? - бросает ему вслед непомерно весёлый Наполеон.
- Никаких пари! Придётся опять тебя спасать...
“Горе луковое”, - закачивает мысль Илья и, так и держа для вида в руках бюветницу, пылая негодованием, уходит на улицу. Наполеон его не останавливает, охваченный тем же любопытством, что и на озере: хочется взглянуть, что же будет дальше.
Рыбный инспектор едва дыша добегает до “Опеля”, не веря своему счастью: негодяй бросил его! Сквозь злость он понимает - американец просто хотел его проучить. Инспектор оглядывается по сторонам, то ли проверяя, нет ли свидетелей его позора, то ли - что хуже - в поисках Наполеона, и забирается в автомобиль, хлопая дверцей так, что она отскакивает, не закрывшись.
- Проблемы, офицер?
Он поворачивает голову, и взгляд утыкается в живот гиганта. Голову приходится задрать так сильно, что хрустят связки. Но в высоченном немце он сразу отмечает и военную выправку, и сосредоточенно-услужливое выражение лица человека, чтящего устав и порядок. Инспектор выбирается из машины, чтобы стоя выглядеть хоть насколько-то солиднее перед таким гигантом, и под понимающим взглядом Ильи описывает брату-служивому свои злоключения и злодея Наполеона как самого распоследнего негодяя и пройдоху.
- Да тут таких - каждый второй, коллега, - сурово хмуря брови, говорит Илья. - Особенно эти американцы! Как я понимаю, и инспекции, и полиции здесь приходится держать ухо востро. Не позавидуешь. Как же так получилось, что он на твоих глазах спокойно проник в машину? Ты же не мог оставить её открытой?
Илья щурится, прожигая его взглядом:
- Или мог?
Лицо инспектора вытягивается.
- Конечно, нет! Это он… Он!.. Этот наглый вор…
И рыбный страж поспешно ретируется, пристыженный не только самой оплошностью, но и тем, перед каким, похоже, важным человеком она открылась. Илья смотрит вслед взбодрившемуся “Опелю” и покачивает головой. Ну ковбой…
Наполеон наблюдает всю сцену из окна. Ему не слышно диалога, но выражения их лиц (ну Илья, ну артист) и жесты вполне красноречивы. Когда становится “безопасно”, Наполеон выходит на балкон, смотрит на Илью сверху и весело интересуется:
- Не сбросить ли тебе косы, рыцарь?
Обернувшись, Илья восклицает:
- Уймись уже! - но на его мужественном лице возникает улыбка. - Verteli my, bogatyri, vashih rycarey!
Наполеон, как был, в шерстяном пальто и дорогом шарфе, стоит на балконе санатория, смотрит на улыбающегося Илью и замолкает, улыбаясь ему в ответ.
Они встречаются на улице. Илья ещё негодует, но больше уже, конечно, для вида. Наполеон повёл себя опрометчиво и глупо, но развеселил.
- Ну вот зачем ты это сделал? - спрашивает Илья, когда Наполеон подходит к нему, не спуская глаз. - Ты сам-то хоть знаешь ответ?
- Он меня разозлил.
- Ох, ну это непростительно.
Декабрьский воздух кусает кожу, но они оба румяные совсем не от холода.
- Понимаешь, Илья, у рыбаков был такой перепуганный вид, что я не смог оставить их в беде. Видимо, их ждал серьёзный штраф. Ведь большинство людей так и живёт.
- Как?
Наполеон прячет руки в карманы и смотрит на лес, потом на Илью, медлит, словно опасаясь, что тот его не поймёт.
- По правилам.
Илья тяжело вздыхает, цокнув языком.
- Даже не представляя, что некоторые вещи могут сойти им с рук. Боясь всего на свете, особенно дать отпор. Мне пришлось принять удар на себя.
Илья смотрит на него одно молчаливое мгновение так, словно увидел впервые, потом втягивает воздух и едва заметно улыбается.
- Ладно, ковбой. Пойдём нарзан пить. Как раз перед обедом.
Он кладёт руку Наполеону между лопаток, подталкивая его внутрь санатория, а тот вдруг замечает:
- Никакой это не narzan, Илья. И не “Borzhomi”, не “Essentuki” и не “Slavyanovskaya”.
- Не утруждайся, Наполеон, - важно отвечает Илья, открывая ему дверь. - Союз большой, всех вод ты не упомнишь. Как и все запущенные Союзом в космос ракеты.
- Удар ниже пояса, Илья, но слышал ли ты о…
Но двери санатория закрываются, и сказанное Наполеон остаётся доступно только Илье.

Конец



Сноски:
* Стандартный курс санаторского лечения - 21 день.
** Алан Тьюринг - один из самых великих умов 20 в. Во время второй мировой войны он сделал множество открытий и создал методы расшифровки закодированных сообщений немцев. Он также считается одним из первых настоящих ученых, работающих с компьютером.
*** Посмотреть фрески и почитать городские легенды Баден-Бадена можно здесь: vbaden.blogspot.com/p/blog-page_94.html
**** Равнина Навки, на самом деле названа в 1982 году.
***** Илья Репин “Садко” artsandculture.google.com/asset/sadko/PgFUvF6cb...
****** Зарами в нардах называются игральные кости.
******* Ангельшайн - разрешение на занятия рыбалкой. В Германии ей можно заниматься, только сдав экзамен.
******** Кружки для минеральной воды имеют особенную форму www.bolshoyvopros.ru/questions/1958223-kruzhka-...

@темы: Снежный шар

---

Снежный шар. Шар 3.

Подарок для Pollyamory aka SuspenS

читать историю

Автор: bistrick

Виноград с его лозы


После третьего совместного задания в качестве агентов международной организации АНКЛ Илья все так же иногда называл Соло сукой, но уже ни в коем случае не вслух. А все потому, что теперь это ругательство звучало как-то неправильно, не было в нем больше ни досады, ни раздражения, а восхищенный тон только разбаловал бы и без того много себе позволяющего Наполеона.
Впрочем, на то он и Наполеон.
Уэверли сразу, с самого начала совместной работы дал понять, что именно Соло – первый номер, и Илья, как бы ни ущемлял этот факт его национальную и личную гордость, смирился с этим. Тем более что Соло мудро не акцентировал свое лидерство. Когда Уэверли передавал ему в руки папку с данными об их новом задании, Соло раскрывал ее так, чтобы Илье не приходилось ломать глаза, высматривая ее содержимое.
Так было и в этот раз. За исключением того, что в папке оказался всего один лист с адресом, по которому им следовало отправиться.
Дело начиналось с таинственности и вопросов без ответов.
«Плохой признак», - напророчил беду Илья и мысленно поплевал через плечо.
Судя по тому, как Соло хмурился, он так же про себя производил некие отгоняющие черта ритуалы.

Уэверли, если что и знал, указания дал чересчур расплывчатые, мол, потребуется работа весьма глубоко личного толка, с полной самоотдачей.
- Придется поработать телом, - в никуда, но так, чтобы Соло услышал, пробормотал Илья по выходу от шефа. Курякина не то чтобы особенно волновала такая необходимость, но все же он бы предпочел иной формат задания.
- Точно придется. – Соло ничего против медовых заданий не имел, скорее даже наоборот, но все равно продолжал хмуриться.
- Что еще? – привычно усаживаясь на водительское место, спросил Илья.
У агента, в прошлом – вора, Соло имелось особое, ювелирное (во всех смыслах) чутье на неприятности. Курякин мог бы пошутить про чуткость американской задницы в брюках от известного итальянского портного, но никогда себе этого не позволял. Откуда бы ни возникала прозорливость Соло, она всегда оказывалась полезна в работе.
- Пока ничего.

«Что-то» ждало их ночью в ущелье Мертвых на острове Крит.
Соло предлагал Уэверли разделить их с Ильей маршруты до точки назначения, однако оказалось, что их перемещения скрывать нет необходимости. Поэтому они вместе прибыли на Крит, остановились в соседних номерах и так же отправились ужинать в ресторан.
- Непривычно, - прокомментировал их открытость Соло и тут же сцепился взглядами с одной из посетительниц в вечерних бриллиантах за соседним столиком.
Илья согласно угукнул в ответ, в отличие от Соло, который поцеживал ракию, ему зверски хотелось есть, и две порции барашка помогли ему справиться с этим.
Подогретые один сытным ужином, другой греческой водкой, вооруженные и с электрическими фонарями они отправились на встречу со связным в ущелье ровно в полночь – Илья сверился с часами.
И вышли в четыре часа утра, когда начало светать.
Усталость, нервное напряжение, несколько вспугнутых пар туристов и сотен летучих мышей, а главное – отсутствие того, кто должен был внести ясность в цель их прибытия – вот и весь результат их ночной прогулки.
- Сколько сейчас по лондонскому времени? – ядовито-ласково спросил промочивший ноги несколько часов назад Соло. – Считаю, что стоит доложить шефу немедленно!
Илья с жаром поддержал предложение.

Но когда они, игнорируя понимающие улыбки сонного коридорного, уединились в спальне Соло, где хранился передатчик, то обнаружили, что кровать занята неким пожилым, бедно одетым греком.
Таких посетителей даже многоопытный Соло еще ни разу не находил в своей постели.
Пробужденный легкой оплеухой – Илья проявил простительную несдержанность – старичок с несвойственной его возрасту резвостью подскочил на кровати, оглядел пришедших и довольно заулыбался.
Оказывается, в ущелье Илья с Соло были отправлены согласно традициям греческих героев. В то время как их новый наставник, пожалев свой ревматизм, предпочел дожидаться их в сухости и тепле.
На этом рациональная часть рассказа грека по имени Ксенофонт, представившегося Проводником, кончилась, и звучавшее далее напоминало скорее помесь сказки с бредом сумасшедшего, чем задание для специалистов по наблюдению и ликвидации.
От них требовалось ни много ни мало – вернуть повздорившую со своим мужем и сбежавшую на землю богиню Геру обратно на Олимп.
Ксенофонт как раз перешел к описанию тяжелого характера Геры, как причины множественных осложнений в предстоящей операции, когда Илья с молчаливого согласия Соло взял Проводника за шкирку и потащил на выход.
- Стойте! Я же не сказал самое главное! – псих держал в руках две старинных темных бутыли и потому не мог ни за что ухватиться. Поэтому он широко расставил ноги, чтобы его нельзя было сразу вытолкнуть прочь. – Вы будете не совсем вы! Смертному не справиться с богиней!
- Да твою ж… богиню, - прошипел уставший от так нелепо закончившегося задания Илья, воюя с вертлявым стариком и стараясь его при этом не покалечить.
- И кто же мы будем? – осведомился неодобрительно покачавший головой Соло.
- Боги!
Тут Курякин перевернул тщедушного Ксенофонта вверх тормашками и таким образом вытащил в коридор.
- Βγείτε έξω! Выйди! – прокричал псих и грохнул свои бутыли, которые до того берег, об пол.
Илья и Соло задержали дыхание, глядя, как от высыпавшегося на ковер горсток сероватого порошка поднимается сероватый же дымок.
А псих после своей диверсии вывернулся из рук Ильи и сбежал, сверкая пятками.
- Воспользуемся твоим передатчиком, - предложил Соло. – Возможно, придется всех эвакуировать из отеля, а мне покупать новый гардероб.
Но они не успели добраться до номера Ильи, как обоих подкосила сильная слабость. Кое-как Илья все же зашел внутрь и втащил на себе почти бессознательного Соло. Дотянуться до передатчика он не успел.

Первое, что Илья услышал, пробуждаясь от тяжкого сна, было бормотание, в котором он как-то сразу распознал Соло.
«Мне срочно надо выпить».
Когда Соло едва ли не на четвереньках выполз из номера, Курякина вдруг охватило удушье и новый приступ слабости. И в момент, когда он уже терял сознание, у него получилось вдохнуть полной грудью. И это было так ново, так приятно, словно впервые за очень долгое время.
Илья немного полежал, чтобы не провоцировать новый приступ и с осторожностью поднялся на ноги – его целью все еще был передатчик, о случившемся следовало доложить.
Он встал в полный рост, взглянул вниз и искренне удивился, какие у него ровные, отлично действующие ноги. Ему почему-то помнилось, что они были уродливо искривлены. Илья поймал свое отражение в большом настенном зеркале и вздрогнул. Как могло у него быть такое гладкое лицо с правильными чертами и светлой, чуть тронутой загаром кожей? Ведь он точно помнил, что из-за постоянной близости огня стал краснокож, и длинный косой шрам на щеке помнил – он тогда укрощал один неподатливый сплав. Зато сила в его руках была узнаваема – сила того, кто сотни и тысячи лет орудовал тяжелым молотом, кто сжился, сросся с этим инструментом.
Илья постоял немного, собираясь с мыслями, все более явно ощущая внутри себя присутствие чужого разума. Посторонний разум находился в смятении от обилия неведомых ему предметов и ощущений. Разобрались, познакомились, произвели первичное распределение обязанностей. Гефест по образу мыслей оказался многим похож на закоренелых заводских работяг из Союза, этакий нефотогеничный и потому малоизвестный стахановец. Илья мысленно объяснил древнегреческому божеству кто такие стахановцы, и ощутил полное его одобрение и желание покровительствовать этим замечательным смертным.
Пока же Илье и его временному соседу следовало найти Соло, для подселения кого тот предназначался, Гефест не знал.
Латунная ручка двери потеплела под пальцами Ильи – металл приветствовал своего бога, и это оказалось приятно.


Соло обнаружился в ресторане.
Но еще до того, как он увидел Соло, Илье бросилось в глаза странное поведение посетителей. Люди вышли к завтраку, и при этом большая часть мужчин была пьяна в стельку – они вповалку спали прямо на столах. Зато женщины бодрствовали, они плотным кольцом окружали восседающего за столом Соло и наперебой восхваляли его красоту и могущество.
Оркестр, невесть зачем присутствовавший на завтраке, в безумном ритме наигрывал вариацию сиртаки.
Но вот Соло заметил возникшего в дверях Илью и поднялся ему навстречу.
От легкого мановения божественной руки поклонницы отступили с дороги, от щелчка пальцев Наполеона мотив сиртаки сменился знаменитым вступлением чардаша.
Соло не был собой.
Наполеон Соло никогда не позволил бы себе рубашку навыпуск и растрепанную прическу – по его мнению, это стоило оставить рыбакам. Но вот он ступал, покачиваясь словно танцор или пьяный, и небрежно расстегнутая на груди, выпущенная из брюк рубашка, и свободные, неожиданно длинные кудри – все это выглядело царственно, достойно божества.
- Дионисий, - протяжно выдохнул Гефест губами Ильи.
- Мне нравится этот мир! Мне нравятся эти люди! – бог виноделия и безумия, красуясь, пританцовывая, приблизился к замершим Илье с Гефестом. – Приветствую тебя в новом мире, мой дорогой собрат! Садись за мой стол, испей со мной!
- Мы здесь по делу или ты забыл? - Илья считал, что прежде всего стоит снять заклятье или что там было наложено на присутствующих в зале людей. Но Гефест видел лишь назначенную им цель, а к забавам Дионисия со смертными относился безразлично.
- Как я мог забыть?! – пьяно рассмеялся бог виноделия и воздел правую руку вверх, словно приглашал полюбоваться ею. В толпе поклонниц раздались сладострастные стоны. А пораженный Илья увидел, как меж пальцев Дионисия вниз по кисти заструилась виноградная лоза. Она извивалась, тут же давала листья, завязи, в считанные секунды обернувшиеся зреющими, наливающимися плодами. – Если непривычно тебе вино людей, отведай угощение богов!
Ягоды соблазнительно переливались, источая как будто внутренний свет, особенный манящий аромат, и даже осторожный Илья был готов протянуть к ним руку – такое чудо!
- Я не ем сладкое, - поторопился он отвести соблазн.
Лоза Дионисия, Гефест знал вкус ее плодов, их чарующее, пьянящее действие будь ты хоть человек, хоть бог. Гефест испытал это на себе и потому теперь усиленно разделял с Ильей воспоминание о своей жене – поистине прекраснейшей из женщин. Вот только лицо жены он помнил смутно, а черты яркоглазого смутьяна и насмешника – слишком хорошо.

Перед внутренним взором Ильи мгновенно, так, словно это были его собственные воспоминания, пронесся образ несгибаемой мужеподобной Афины. Та чаще прочих наведывалась в гости к юному Гефесту. Пусть это было лишь для того, чтобы забрать новое оружие, этого все равно хватило, чтобы у неизбалованного вниманием кузнеца пробудились нежность и страсть. Афина никак его чувств не поощряла и, забрав то, за чем пришла, старалась скрыться скорее. Она убегала от хромоного поклонника через сады, в которых часто можно было встретить тогда тоже юного Дионисия с его многочисленной свитой из сатиров и вакханок. Шутки Дионисия во всей их безжалостности и бесстыдности испытали на себе все олимпийцы, даже Зевса не обошла эта участь.
Перед тем, как отец всех богов отправился похищать красавицу Европу, Дионисий со смиренным видом поднес ему искристый напиток для придания сил. Казавшийся некрепким напиток так затуманил разум Зевса, что тот вместо покоев красавицы ворвался в коровник. По слухам среди злоязычных богов эту шутку Зевс своему любимцу так и не простил.
Преследуя в садах Афину и кляня свою колченогость, Гефест нередко оказывался объектом насмешек вакханок. Он и в тот раз не рассчитывал уйти не осмеянным. Вот только вместо своих прислужниц к Гефесту неожиданно вышел сам Дионисий.
- Что, не догнал? Тебе надо выковать себе новые ноги! – и винодел заливисто засмеялся, приближаясь к Гефесту, впервые так близко и совсем один. Так близко, что Гефест невольно подумал о том, какой Дионисий стройный, гибкий – куда там гремящей доспехами Афине. И красивый. – А хочешь отведать нектара с моей лозы?
Пить нектар Гефесту еще не полагалось по возрасту, он думал, что, быть может, на следующем пиршестве ему поднесут чашу.
- Нет? Тогда ягоды попробуй, - и Дионисий протянул к самому лицу Гефеста чудесную виноградную кисть.
Ягоды есть не запрещалось, и Гефест, ожидая, что в последний миг его лишат угощения, сорвал одну. Затем, когда вкус божественного лакомства истаял на языке, он сорвал еще одну и еще. Ему, питавшемуся до того только жертвенным огнем, было так внове, что он и не заметил, как от пьяных ягод закружилась голова, как Дионисий увлек его на мягкий мох. И Гефесту уже не приходилось протягивать руку, чтобы сорвать ягоды, Дионисий держал бесконечно плодоносящую кисть у самого его рта.
Но вот следом за виноградиной губ Гефеста коснулись губы Дионисия, и тогда юный кузнец познал то, что было слаще плодов лозы.
А в следующий миг раскатом грома они оказались разъединены.
Зевс убедил не желающего признавать очевидное Гефеста, что Дионисий собирался всего лишь посмеяться над ним. Заботливый отец богов укрыл своего трудолюбивого сына от дальнейших издевательств и отправил жить на вершину отвесной скалы. На пиры и прогулки по садам Гефест более не ходил.
Затем, в положенное время Зевс отдал ему в жены прекрасную Афродиту, и Гефест посчитал, что получил даже больше, чем заслуживал. Забыл ли он Дионисия, которого с тех пор не встречал, но о злых шутках которого продолжал слышать? Оказалось, что нет.

Бог виноделия, обиженный отвергнутым даром, скривился и сжал ладонь, в которой вырастил чудесную гроздь, давя виноградины, превращая их в золотистую сияющую драгоценную жидкость.
Нектар от его личной лозы Дионисий нечасто предлагал даже Зевсу. А теперь проливал его к ногам того единственного олимпийца, который не кормился привычной пищей богов, а получал насыщение от сгорающего в горниле его кузни угля.
- Так что же, приступим к делу, - и, как ни в чем ни бывало, Дионисий направился к выходу.
А Илья задержался и увидел, как вакханки, только что казавшиеся трепетно-восторженными созданиями, вдруг бросились друг на друга, впиваясь в лица, волосы и платья, с боем пробиваясь к каплям драгоценного нектара, оставшимся на полу.

- Когда с тех женщин спадет твое э… влияние? – осторожно спросил он вышедшего на улицу Дионисия.
- Понятия не имею, - лучезарно и нагло оскалился в ответ олимпиец. – После их смерти.
Гефест, которого «самоходные колесницы» отвлекли и от цели их миссии, и даже от воспоминания о губах Дионисия, заставил Илью остановиться и открыть капот одной из машин, чтобы вызнать ее устройство. Богу мало было знаний Курякина, ему хотелось видеть действие механизма.
Остановились они в глухой подворотне.
- Мне нужно поговорить с Соло, - попросил Илья Дионисия, пока Гефест щупал мотор и прочую начинку автомобиля.
- Он сейчас не в форме, впервые попробовал нектар, понимаешь ли - бог виноделия так же проявлял живое любопытство – в отношении людей и их склонности к развлечениям. Но на вопрос Ильи он ответил без задержки и еще игриво подмигнул.
- И все-таки мне необходимо с ним поговорить.
Дионисий в отличие от Гефеста захватил своего человека полностью, а после виденных вакханок Илья не особенно рассчитывал на бережное отношение божества к агенту Соло.
Вернувшегося Соло он узнал сразу – Наполеон, несмотря на окосевший взгляд, сразу схватился одной рукой за неприбранные волосы, а второй – за голую грудь.
- Что за...? Забористая была вещь, - почему-то по-русски попытался объясниться он за свой непотребный вид.
- Ковбой, не пей то, что он предлагает! – быстрым шепотом, взяв пошатывающегося Соло за плечо, проговорил Илья. – И виноград не ешь!
- Я и не пил… сначала, - Соло прикорнул, оперевшись на напарника, и ничего более внятного от него добиться не удалось.
- Да чтоб тебя, Соло!
Наполеон в ответ протяжно вздохнул, и Илья, хоть и не видел его лица, как-то сразу догадался, что «ведет» опять Дионисий.
- Соло нужен нам для выполнения задания, - Курякин нутром чуял, что от такого как Дионисий требовать что-то опасно.
- Нет, не нужен, - лукавый, одурманенный и дурманящий взгляд ощутимо прогулялся по лицу Ильи. – А ты красивый, я возьму тебя к себе виночерпием.
- Спасибо, у меня уже есть работа, - Илья встряхнул замечтавшегося о модернизации колесниц Гефеста, но помощи от своего бога не дождался. И разозлился. На то, что Уэверли в очередной раз их подставил, на избалованных безнаказанностью богов Древней Греции, на свое бессилие в тяжелый для напарника момент. Злость легко задавила осторожность. – Мы никуда не пойдем, пока ты не вернешь Соло разум.
- Отведав моего нектара, ты забудешь о нем, - прозвучало это так, словно Соло больше не существовало.
И Илья вспылил по-настоящему – взял захватчика за горло и стиснул, собираясь вытряхнуть его из Соло. Сила в руках была такая, что он не сомневался – получится. Но вмешался Гефест и заставил ослабить хватку.
- Прекратили оба, - до сих пор скромно державшийся кузнец показал истинную личину бога Огня, так что никто не посмел ослушаться. – Дионисий, верни ему его товарища.
- Он из-за этого смертного отказался служить мне! – прокаркал придушенный винодел.
- Дионисий!
- Ну, хорошо… Если взамен него ты придешь ко мне в виноградники. Гостем.
- Согласен, - после небольшой заминки уступил Гефест.

Вероятно, это было самое тяжелое похмелье в жизни Соло, так ему было плохо. Илья отвел его обратно в номер, несмотря на Дионисов бубнеж о задержке неотложного дела. Гефеста же оказалось легко отвлечь радио, и Илья рассказывал древнему божеству о Попове и Маркони, пока Соло был занят в ванной. Бог Огня слушал с любопытством младшего школьника на первом занятии в кружке радиолюбителей.
Восстановление Соло уложилось в рекордные пару часов благодаря тому, что сначала он принял дозу американского антидота к алкоголю, затем дозу английского, а после шлифанул все это порцией добытого Ильей рассола. Судя по тому, как заинтересовался составом «старинного русского средства» Дионисий, антидот от его нектара был случайным образом найден.

Едва Соло уверенно сфокусировал взгляд, а его язык перестал заплетаться, как начались обсуждения их дальнейшей тактики.
Вернуть Геру хотя бы насильно было необходимо для поддержания баланса божественных сил на Олимпе. А так же потому, что, со слов Дионисия, это была опасная и неуправляемая стерва.
- Если бы не хрупкий баланс наших сил, я бы предпочел, чтобы она осталась на земле, - Дионисию деликатность оказалась совершенно чужда – если он хотел что-то сказать, то без церемоний захватывал контроль над телом Соло.
- Вопрос, почему тебя вообще отправили на ее поиски? – Илье с Гефестом повезло, тот был вежлив и спрашивал позволения «выступить». – Она же с удовольствием убьет тебя, если только представится случай. И у нее может получиться, потому что Гера украла несколько молний Зевса.
- Молний?!!
- Именно поэтому за ней послали меня.
- Позвольте поинтересоваться, - влез в беседу богов Соло, которому снова стало дурно то ли от нехорошего предчувствия, то ли оттого, что перепуганный Дионисий заметался в его сознании. – Каким образом, она могла украсть молнии?
Гефест коротко показал Илье на что похожи выкованные им молнии и их применение.
- Дело плохо, Ковбой. У Геры с собой что-то вроде зенитной установки, только вместо всего железа небольшая отметина на теле в виде зигзага.
- И мы понятия не имеем, где находится, что собирается делать и вообще как выглядит эта очаровательная дама, - Соло успел хмыкнуть, и тут вступил Дионисий.
- Зная Геру, могу с уверенностью утверждать, что она не станет захватывать первое попавшееся тело. Она нашла самую красивую, умную и влиятельную женщину. И случилось это недалеко отсюда – мы слишком уязвимы после исхода с Олимпа.
- Сколько времени прошло с момента ее побега? – Илья вспомнил сводки АНКЛ – в Италии после гибели Виктории было относительно тихо.
- На ваше время – месяц. А у меня уже все виноградники завяли из-за ее отсутствия! – мысль о погибшем урожае придала Дионисию смелости. – Как вообще ты собирался искать ее в этом мире?
- Аид обещал дать щенка, натасканного на ее запах.
- Ну… хорошо, - недовольный тон Дионисия говорил скорее об обратном.
«Церберовы щенки раз в год разносят ему виноградники, кусают вакханок», - объяснил Илье Гефест. – «И оставляют кучки на пороге его храма».
- Дайте мне десять минут, чтобы переодеться, и можем идти за щенком, - во время их четырехсторонней беседы аккуратист Соло то поправлял на себе халат, то садился прямее и пристойнее. Но затем контроль над телом перехватывал Дионисий и разваливался в кресле, широко распахивал халат, и игриво щурился на старающихся отвести взгляд Илью с Гефестом.

По дороге в назначенное место Илья на кусок мяса приманил одного из бродячих псов, чтобы духу трехголового щенка было в кого вселиться. Но на подходе к ущелью радостно принимавший угощение пес вдруг заскулил, начал пятиться и даже на веревке его едва удавалось тащить. Оставалось идти совсем немного, когда навстречу им, прыгая по камням словно желтый мячик, выкатился потерянный кем-то мопс. Бродяга при виде своего декоративного собрата, впал в отчаяние, укусил Илью и все-таки удрал.
- И что мы теперь будем делать? – поинтересовался Соло.
Толстенький мопс задумчиво понюхал его штанину, а потом повернулся боком и смешно задрал лапку.
- Эй!!! – но Соло и Дионисию было совсем не смешно.
- Все уже сделано, - Гефест показал Илье образ огромного мощного трехголового пса в шипованом ошейнике. – Иди сюда, Ужас.
И мопс вперевалочку поспешил к его руке.

- Гера бежала на землю через лаз, который открывается на восточное побережье, оттуда и начнем поиски.
Возражать Гефесту никто не собирался, и в сопровождении деловито помечающего камни и чахлые кустики щенка они направились горной тропой на восток.

«За что Гера хочет убить Дионисия?», не то чтобы Илья считал, что винодел не заслужил такого отношения, скорее наоборот.
«Дионисий – побочный сын Зевса», - а когда Илья удивился незначительности повода, Гефест добавил. – «Она – моя родная мать, но и я на ее жалость не рассчитываю. А послан я за Герой потому, что только я могу остановить молнии, в них мой Огонь».
Соло, шедший следом за Ильей, споткнулся и чуть не упал, видимо, Дионисий тоже смог его чем-то удивить.

До побережья они так и не добрались – Ужас вдруг свернул с тропы и со звонким лаем унесся в неприметную пещеру.
«За ним!»
Короткие лапки не помешали Ужасу развить такую скорость, что даже Илья не мог за ним угнаться.
Им пришлось попетлять, следуя за собачьим лаем в полутьме, расшибая обувь о каменные выступы, прежде чем щенок вывел их на поверхность к свету.
«Как же это приятно. Бегать. Я и не знал», - задыхаясь вместе с Ильей, радостно поделился Гефест.
«Если этот паршивец побежал за мышью, я его убью», - в это самое время говорил Соло Дионисий.
Но Ужас не опозорил честное собачье имя и по вечерним сумеркам вывел их к одинокой заброшенной вилле.
Щенок притормозил у запущенной живой изгороди, оглянулся на поспевающих за ним агентов, шустро ввинтился между стеблей плюща и застрял.
- Мог бы оставить его там, было бы меньше шума, - прошипел Дионисий, заставляя Соло опасаться и идти после Ильи.
- Да будет тебе. Такой милый песик. Как вернемся, попрошу Аида, чтоб отдал Ужаса мне.
Ужас в руках Ильи крутил хвостиком, молчал и выражал свое полное на то согласие, пока они не вошли в холл. Там песик напрягся, выкатил круглые мопсячьи глазки и зарычал на того, кто стоял вверху широкой лестницы, ведущей на второй этаж.


- Ну, здравствуй, любовничек, - шелестя длинным подолом платья, дама без спешки спустилась, позволяя себя рассмотреть.
- Ох, черт, - ахнули в унисон Соло и Дионисий.
Гера нашла самое подходящее для себя тело.
- Виктория…
- Ты не представляешь, милый, на что способна женщина ради возможности отомстить, - Виктория и прежде обладала особой гипнотической грацией, теперь же она еще больше напоминала змею, развертывающую бесконечные кольца перед броском. – О, и мой дорогой сын здесь. Все-таки вы спелись, несмотря на папочкины старания. Урод и пьяница! – Гера низко гортанно рассмеялась и неожиданно выбросила вперед правую руку, указав на Соло.
- Нет! – Илья выпустил щенка и метнулся наперерез.
В грудь словно снаряд ударил и загорелся, их с Соло швырнуло об стену, но сквозь боль, жар и шум в ушах Илья слышал, как Гефест усмехнулся.
- Это оружие не для твоей руки, матушка!
- Не смей насмехаться надо мной! – взвизгнула Гера и метнула следующую молнию, но из-за того, что в ее подол вцепился разъяренный Ужас, промазала.
Большая часть стены, что была за ними, обратилась в пыль, а Гера, отшвырнув от себя щенка, взбежала наверх.
- Прежде чем мы пойдем за ней, я хочу, чтобы ты знал, - Дионисий нащупал и сжал бедро Ильи. – Мне нравятся твои ноги.
- Эти любому понравятся, - Гефест с тоской припомнил собственные «двусуставные» конечности.
- Нет, мне нравятся именно твои, - и Дионисий улыбнулся ему так, словно они случайно встретились в садах, а не лежат в пыли после удара молнией.
- Головой что ли ударился? – проворчал Гефест, но было понятно, что ему приятно это слышать. – Пошли уже.

Благодаря чуткому Ужасу им не пришлось обыскивать каждую комнату.
Гера метнула молнию в открывающуюся дверь, но Гефест, попросившийся «порулить» поймал ее на лету, и обошлось без разрушений.
- Мадам Гера! – для ведения переговоров Дионисий уступил место Соло. – Неужели всемогущей олимпийской богине так дурно живется, что она предпочтет одиночество в холодном и безразличном мире людей?
«Она считает, что люди – презренные рабы, а мужчины – вообще свиньи. Куда ей еще податься?» - ответил на риторический вопрос Дионисий.
- Мадам, неужели мать всех богов недостаточно почитаема на своем законном месте, рядом со своим великим мужем?
«Ой, только не про Зевса, у него новая любовница!»
- Мадам, Олимп и олимпийцы гибнут без вас! Они прислали нас молить о вашем снисхождении! – исправился Соло.
Илья в это время зажимал пасть Ужаса, чтобы тот тявканьем не испортил момент.
- В самом деле? – наконец, раздалось из-за двери.

Вот так, с лестью, переходящей все разумные пределы, но оттого только более эффективной, Илье с Соло удалось бескровно зайти в покои богини. Гера стояла вполоборота к ним и к окну, как будто обдумывала свое возвращение.
Но если бдительность богини Соло удалось усыпить, то Виктория, восставшая для мести, была еще очень даже боеспособна. Она подпустила агентов поближе, а потом выстрелила в Илью из своего дамского шестизарядника.
И тут же упала сама, хватаясь за стрелявшую руку, которую будто судорогой свело – покушение смертной на ее сына Гера простить не могла.
- Илья! Ты как?! – прокричал Соло, связывая еще не пришедших в себя Викторию и Геру сорванной шторой.
- Жив!
Гефест не пустил пулю к сердцу, носившего его человека.

Той же ночью Илья и Соло со всеми почестями принесли спеленутую шторой и для верности закатанную в ковер Геру к месту, в котором открывался лаз меж их мирами.
Вообще-то лаз предназначался для бестелесных существ, но в качестве исключения, для большей надежности Гефест и Дионисий забрали Геру вместе с Викторией и ковром. Тем более, что туда уже прямо в своем мопсячьем обличии запрыгнул Ужас.

- Думаю, за это стоит выпить, - внес предложение Соло, когда они наконец остались вдвоем.
Илья очень хорошо его понимал, внутри было как-то пусто и тоскливо, хотя почти безболезненному разъединению с богами надо было радоваться.
По пути в гостиницу они оба молчали, и Илья все вспоминал воспоминание Гефеста о том пьяном винограде в юности. Он надеялся, что теперь бог Огня все же найдет время, чтобы отложить работу, спуститься со скалы, и посетить виноградники Дионисия. Как знать, может еще не поздно начать пить нектар?

В раздумье об этом Илья принял душ перед сном, вышел из ванной и нос к носу столкнулся с Соло.
Но этот Соло был не похож на себя-привычного – распахнутый на груди спальный халат, лукавый наглый прищур и ветка винограда, соблазнительно лежащая в ладони.
- У Дионисия ты отказался попробовать, а как насчет меня?
Илья, недолго думая, сорвал пару ягод.

@темы: Снежный шар

---

Снежный шар. Шар 2.

Подарок для bistrick

читать историю

Автор: Shiko_

Ешь, люби, не зарекайся.

История первая.

После суточной голодовки и шестичасового пешего перехода по заснеженным горам Илья и Габи уплетали обычную картошку с мясом так, словно это был редчайший в мире деликатес.

– Мммм, - набив полный рот, почти стонала от наслаждения Габи.

Илья не отставал, сметая еду с тарелки со скоростью, достойной олимпийского рекорда, а потом вдруг выдал:

– Я очень люблю Соло.

Габи едва не поперхнулась.

– Понятно. И давно?

– С первого знакомства. А ты совсем к нему равнодушна?

– Не то, чтобы с самого начала… но потом я поняла, что это не для меня.

Связник заставил их выпить на двоих бутылку граппы – от переохлаждения. Только этим фактом Габи объясняла себе всё происходящее.

– Знаю, тебе кажется, что я должен иметь более здоровые пристрастия, но перед ним устоять я не могу.

– Несмотря на то, где я выросла, я считаю, что каждый волен делать то, что он хочет.

– Но я стараюсь не злоупотреблять, я знаю, что это может повредить.

– Я тебя не выдам.

– Спасибо. Но ты немного расстроена, так?

– Плохой же я агент, если до сих пор ничего такого не заметила.

– Я не афиширую свои слабости. К тому же мне нравится потакать моим склонностям не торопясь. Чистое уединенное место, стол, водка.

– Но я же предлагала тебе водку?

– И, конечно, не на задании.

– Разве это не снимает стресс?

– Что? А! Да, конечно, но работа – это не то не место, где можно расслабиться и насладиться его запахом и вкусом. Взять его в рот и ощутить на языке нежную, скользкую текстуру…

– О-о-ох…

– Многим женщинам не нравится вкус, это широко известно. Но мало кто знает, насколько это полезно. Там содержится селен, необходимый при физических нагрузках. И жирные кислоты, которые выводят из организма токсины. Их там даже больше, чем в сливочном масле!

– Ну надо же!

– После долгого перерыва я еле сдерживаюсь. Набрасываюсь на него, как дикарь.

– Ты открываешься с совершенно неожиданной стороны.

– Обожаю его мягкость. А когда хочется чего-нибудь экзотического, как говорится, яркого и с перчиком, это тоже возможно.

– Ммм-гм.

– Пляши, Илья! Так, кажется, у вас говорят? - на пороге их альпийской хижины стоял румяный с мороза Соло. – Я купил тебе Лардо ди Колонната. Это очень редкое сало, говорят, что по сравнению с ним все другие сорта просто меркнут.

– Я как раз признавался Габи в своей любви к салу.

– Сало? … О, Господи, он по-русски сказал: «сало».



История вторая.

В этот раз Александру Уэйверли Китай не понравился. Вероятно, потому, что британец не был под кайфом. К тому же всю обратную дорогу шефа А.Н.К.Л. мучило плохое предчувствие, поэтому с самолета он поехал прямо в штаб-квартиру, и у входа столкнулся с Соло, который только что вернулся из Аргентины. Они обсудили танго и цены на опиум, и собирались выпить чаю в кабинете Уэйверли, когда их планы нарушил круглолицый рыжеватый мужчина с тревожным взглядом. Соло его вспомнил, это был начальник секретной тюрьмы. Он вломился в кабинет сразу за Уэйверли и Соло, а секретарша быстренько захлопнула за ними дверь, отсекая остальных жаждущих общения с начальством.

- Я не могу так работать! Этот ходячий кошмар испортил мне тюрьму! – пожаловался рыжий и плюхнулся в кресло для посетителей.

- Мне жаль это слышать, мистер Гай. Но о ком идет речь? – спросил не на шутку озадаченный шеф А.Н.К.Л.

- О ком? О вашем Курякине, о ком же еще? Вы посмотрите, что он с моими надзирателями сделал, - начальник тюрьмы щелкнул пультом.

Из столешницы вырос экран, на котором появилось изображение. Курякин расхаживал взад и вперед по тюремной камере, а перед ним в шеренгу стояли, судя по всему, надзиратели. Они заметно дрожали, Курякин же грозно вещал:

- Ваша подготовка отвратительна. Вы не знаете основных приемов самообороны. Я буду нападать на вас до тех пор, пока вы не научитесь заходить в камеру без того, чтобы вас обездвижили и разоружили. А если кто-то из заключенных это повторит? Вы позорите свою профессию!

Начальник тюрьмы вскочил и заметался по кабинету:

- Богом прошу, заберите его! У меня уже три надзирателя уволились, и остальные грозятся. Они его до смерти боятся!

- Неужели?

- Вам смешно, а мне вот не очень.

- Начнем с главного. Почему он в тюрьме?

- Ваш зам его отправил. Как агента T.R.U.S.H., у него нашли их сообщения, - пожал плечами начальник тюрьмы.

- Да я сам их ему отдал для дешифровки! - взвыл Уэйверли и рявкнул в интерком: - Мисс Теллер ко мне!

- А несчастные случаи в тюрьме уже были? – вкрадчиво поинтересовался Соло. – На записи я заметил, что в камере есть и другие заключенные.

- В камере пара наркоторговцев, трое наемных убийц и взрывник, - перечислил начальник тюрьмы. – Распоряжение вашего зама, сунуть в общую, чтобы стал посговорчивее. Но его это даже не отвлекает! Что он суется в мою работу? – снова возбудился начальник тюрьмы. – Хочет стать начальником вместо меня?

- Думаю, ему скучно, - фыркнул Соло.

- Вам смешно, а вы гляньте, что он творит! – начальник тюрьмы включил другую запись.

Шестеро заключенных стояли в две шеренги и пели «Санта Лючию». По-итальянски. Курякин дирижировал. Внезапно он хлопнул в ладоши, останавливая хор.

- Мистер Перес, - сказал он строго, - просклоняйте для нас глагол venite.

Черноволосый, бандитского вида мужик во втором ряду, запинаясь, начал.

- Неверно! – рявкнул Курякин. - У вас память дырявая? Вы не способны запомнить элементарные вещи? Ну-ка все хором!

- Я не могу на это смотреть, - начальник тюрьмы трагически вздохнул и выключил запись.

Вошла Габи. Вместо приветствия Уэйверли кивнул и бросил:
- Рассказывай.

- По-моему, эта мадам сбрендила на почве несчастной любви. Как-то утром стала всем рассказывать, что Курякин сделал ей предложение. А когда пришел Илья, она с воплями «вот и мой будущий муж» с разбегу прыгнула ему на шею. Ну вы же знаете Курякина. Бросил ее через бедро, перекинул через плечо и отнес в медкабинет. Так эта сучка накатала на него донос, что он – агент T.R.U.S.H. А ваш зам…

- Я понял, - прервал ее Уэйверли. - Почему не сообщила мне?

- Илья просил не отвлекать вас и Соло от работы. Сказал, что подождет, что всегда хотел посмотреть наши тюрьмы. Смеялся, что теперь в команде будет двое бывших заключенных.

Соло хихикнул. Уэйверли недовольно поморщился и огласил свое решение:

- Мистер Гай, надзирателей – на переподготовку, каждого из шестерых заключенных – на допрос. Если не скажут ничего нового, пригрозить, что отныне будут сидеть в двухместной камере вместе с Курякиным. Не будет результатов – отправитесь на Колыму изучать русские тюрьмы. Или оставлю Курякина еще на неделю.

- Лучше на Колыму, - сказал начальник тюрьмы и вышел.

- Если с умом разыграть эту партию, для мистера Курякина получится отличная легенда, - сказал Уэйверли, задумчиво вертя в пальцах карандаш. – Заодно проверим надежность нашей тюрьмы. Мистер Соло, вы сможете организовать побег?

@темы: Снежный шар

---

Гимнастика для серых клеточек

Здесь можно угадывать авторов историй "Снежного шара". Чтобы сохранить хоть какую-то интригу, скажу только, что не все агенты сумели вовремя вернуться на базу, и из семи агентов первоначального списка в эксперименте с шарами участвуют лишь четверо.

И небольшая дополнительная загадка:
из каких фильмов Арми Хаммера эти кадры?

подсказка

в расположении есть хронология

@темы: Снежный шар

---

Снежный шар. Шар 1.

Подарок для Shiko_

читать историю

Название: Справедливости нет!
Автор: Мев
Пейринг/Персонажи: Наполеон Соло/ Илья Курякин, Илья Курякин / Наполеон Соло
Категория: слэш
Жанр: приключения
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: секс под веществами
Краткое содержание: Парням привалило весёлое задание в веселом городе Лос-Анджелес.



Справедливости нет! Наполеон знал эту истину и раньше, но сегодня он убедился в ней окончательно. Пока он, великолепный Наполеон Соло кряхтел, протискивая широкие плечи сквозь узкий вентиляционный воздуховод и глотал пыль, кое-кто наслаждался вниманием девушек, светом софитов и дармовым кофе. Где справедливость?! Нет ее. Соло чихнул и смачно приложился затылком о низкий потолок.

Все началось с сытой, кошачьей ухмылки Уэверли. Шеф развалился в кресле и рассматривал напрягшихся подчиненных с нехорошим блеском в глазах:

— Господа, хочу вас обрадовать, — господа обменялись тоскливыми взглядами и приготовились к худшему. — Вас ждет короткое, но очень увлекательное задание в Лос-Анджелесе.

Соло слегка расслабился: не Арктика, не джунгли, полные насекомых и каннибалов, и то хлеб. Он покосился на напарника, тот замер, неестественно выпрямив спину и сложив руки на коленях. Ни дать ни взять - статуя египетского фараона. «Да, Угроза, ты бы с радостью поменял веселый Город Ангелов на болота с крокодилами, — усмехнулся Наполеон и поправил запонки. — Но не в этот раз. Придется тебе приобщиться к цивилизации в «логове буржуев».

— Мы получили достоверные сведения, — Уэверли продолжил ухмыляться, — что некто Артур Фишер, занимавшийся в Третьем Рейхе распределением награбленного на оккупированных территориях, имеет маленький, но процветающий бизнес в окрестностях Голливуда.

— Неужто старина Фишер в киношники подался? — удивился Наполеон.

— Вы почти угадали, мистер Соло. Герр Фишер, который ныне предпочитает имя Алекс Шварц, в последние годы стал знаменитым в узких кругах продюсером и режиссером. В весьма узких кругах.

— Позвольте, я снова угадаю, — Соло бросил заинтересованный взгляд на так и не открывшего рота напарника. — Фишер стал порнографом.

— Вам, что-то известно, мистер Соло? — улыбка шефа приобрела хищный оттенок.

— Старину Фишера я знаю с сорок седьмого года. В свое время ему хватило ума свалить из Германии и затаиться в Нидерландах, где он скоро стал лучшим среди барыг. Ни одно стоящее произведение искусства не могло пройти мимо его липких рук. И уже тогда, несмотря на возраст, он прослыл настоящим сластолюбцем, — Наполеон задумчиво покачал головой. — В начале пятидесятых он снова исчез. Признаться, я тогда подумал, что до него добрался Моссад. Евреи тогда многих бывших наци к ногтю прижали. А он, гляди-ка, снова выкрутился.

— И что нам нужно от этой старой сволочи? — наконец заговорил Илья.

— О, вы снова с нами, агент Курякин! — расцвел Уэверли. — Есть основания предполагать, что в руках Фишера до сих пор имеются карты тайников, где влиятельные нацисты припрятали свои сокровища до лучших времен. Неплохо было бы наложить на них руки раньше самого Фишера.

Соло буквально почувствовал, как в его глазах разгорается хищный огонь. Определенно, наложить руку на сокровища наци — прекрасная идея! Уэверли продолжал разглагольствовать о необходимости вернуть награбленное законным владельцам, а Наполеон погрузился в сладостные мечты, где он был окруженным роскошью, всеми уважаемым коллекционером произведений искусства. Он уже дошел в своих мечтах до прекрасной виллы в Майами, когда реальность отвесила ему звонкую оплеуху. Илья тоже не особо прислушивался к монологу шефа, он неподвижно сидел в своем кресле и не сводил с друга ехидного и понимающего взгляда. «Да, про тебя-то я и забыл, — погрустнел Соло. — Впрочем, поживем - увидим». И он послал напарнику самую невинную улыбку, на которую был способен. Тот предсказуемо закатил глаза.

— Господа, позвольте мне прервать ваш увлекательный диалог, — от вежливой улыбки Уэверли вело арктическим холодом, — и все-таки изложить вам суть вашего задания.
Пришлось придать лицу выражение старательного школьника. Впрочем, у Ильи оно все равно получилось лучше, он даже наклонился вперед, пожирая начальство глазами.

— Итак, один из вас должен втереться Фишеру в доверие, проникнуть на его личную территорию, провести рекогносцировку и обеспечить прослушку. Второй, оперируя полученными данными, должен проникнуть в дом объекта и провести обыск с возможным вскрытием тайников и сейфов. Надеюсь, мне не нужно объяснять, кто из вас какую функцию выполняет?

— Я проникаю и вскрываю, — беззаботно ухмыльнулся Соло. — Фишер меня знает и может залечь на дно, если я появлюсь у него на горизонте. Ну а втираться в доверие будет агент Курякин. Хотел бы я посмотреть, как у него это получится.

— Думаю, что получится, — по-крокодильи улыбнулся шеф. — Если учесть, что мистер Курякин принадлежит к тому типу мужчин, от которого Фишер без ума, то у него это получится гораздо лучше, чем у вас, мистер Соло.
Наполеон присвистнул и сочувствующе посмотрел на нахмурившегося напарника.

— Мне необходим доступ к досье Фишера, — поджал губы Илья.

— У вас он будет, — Уэверли поднялся с кресла, грациозно оправил пиджак и направился к выходу. — И господа, миссию необходимо завершить в сжатые сроки. Есть основания полагать, что Фишер может в ближайшем будущем поменять место дислокации. А прятаться он умеет, как никто.

— Потому и жив до сих пор, — подвел итог Соло.

Соло чертыхнулся сквозь зубы и пополз вперед. Вылазка в дом Фишера ничего не дала. В сейфе старого развратника обнаружились лишь пачка порнографических снимков, где в основном фигурировали атлетического сложения блондины и хрупкие брюнетки в самых непристойных позах, да несколько жестяных коробок с порнографическими же фильмами, снятыми на студии самого Фишера. Илья, привычно влезший в шкуру польского эмигранта, сообщил, что в кабинете старого наци имеется солидного вида сейф, который он ни разу не открывал в чужом присутствии. Шансов найти там что-нибудь действительно важное было немного, но проверить стоило. Тем более что старый пройдоха, словно учуяв запах жаренного, затеял на студии ремонт, и кто знает, куда после него из кабинета переместится вожделенный сейф. Пришлось поторопиться. Именно поэтому Наполеон сейчас полз по вентиляции, а Илье участвовал в фривольной фотосессии под руководством самого Фишера.

Соло дополз до вентиляционной решетки и осторожно заглянул сквозь частые ячейки. Внизу царила обычная рабочая суета, усугубленная ремонтом. Вот мимо деловито процокала каблуками стайка девиц в легкомысленных костюмчиках рождественских эльфов, следом за ними, едва не капая слюной, прошли рабочие, волокущие на себе рулоны обоев. Ничего необычного, и Соло полез дальше.
Проползая мимо очередной решетки, Наполеон услышал знакомый голос. Внизу в просторной комнате горели софиты, суетился фотограф, ассистентка застыла благоговейным столбиком, а у бутафорской кирпичной стены стоял Илья. В простых джинсах, подчеркивающих его длиннющие ноги, в клетчатой, едва не трескающейся на широких плечах рубашке он просто стоял и улыбался в камеру. Соло поперхнулся, такой шаловливой и озорной улыбки на упрямых губах напарника ему еще не доводилось видеть. Сверкнула вспышка фотокамеры, Илья слегка повернулся, откинулся на стену и послал в камеру такой насмешливый и флиртующий взгляд из-под ресниц, что бедная ассистентка выронила из рук блокнот.

— Теперь можно расстегнуть рубашку, — в темном углу, как паук в паутине, притаился Фишер, чем-то отдаленно похожий на дядю Руди, и не сводил с Ильи глаз.

Ассистентка засуетилась, взяла со столика какой-то пульверизатор, и робко подступила к Илье. Тот бросил на нее снисходительно-поощряющий взгляд и слегка наклонился, чтобы ей было удобнее возиться с пуговицами. Когда с ними было покончено, девица принялась брызгать на обнаженную грудь Курякина, какую-то блестящую жидкость, вероятнее всего масло, и осторожно ее размазывать.
Соло невольно облизнулся. Смотреть на мускулистую, маслянисто поблескивающую, с напрягшимися от холода сосками грудь напарника было приятно, но неудобно. Неудобно лежать на жёстком, когда твой член внезапно заинтересовался происходящим.

Кадр от кадра съемки становились все фривольнее и жарче. Сперва исчезла клетчатая рубашка, потом расстегнули молнию на джинсах. Илья послушно поворачивался, улыбался в камеру, прогибался в пояснице, закинув руки за голову, (на этом моменте Наполеон нетерпеливо заерзал), и не проявлял ни капли смущения или гнева. Одним словом, вел себя, как образцовая фотомодель, знающая о своей привлекательности и умеющая ею пользоваться. В конце концов ассистентка увела его за ширму, откуда он вскоре появился закутанным в фальшивую горностаевую мантию. Скоро стало понятно, что под той мантией ничегошеньки нет. Ничего, кроме обнаженного, мускулистого, золотистого от легкого загара тела.

Наполеон сглотнул. Проклятая багрово-алая бутафорская мантия смотрелась на Илье, как настоящая. Курякина усадили на табурет в виде коринфской колонны, спустили мантию с левого плеча, чем-то закололи ее в районе бедра, и вот Илья предстал перед восторженными взорами в образе избалованного императорского фаворита. Алый бархат выгодно подчеркивал золотистую кожу, пушистый мех, вероятно, зимнего кролика нежно ласкал обнаженное тело. Илья расправил плечи, согнул в колене одну ногу и вытянул из-под мантии другую, (так иногда поступают красотки, желая продемонстрировать свои длинные, стройные ножки), слегка запрокинул голову, вскинул одну бровь и усмехнулся. Соло поперхнулся, этот взгляд, эта усмешка словно бы говорили: «Я знаю, что ты смотришь на меня. И знаю, что тебе чертовски нравится то, что ты видишь». Как он добрался до кабинета Фишера, и как вскрывал сейф, в котором, кстати, кроме пары тысяч наличными и списка порно актеров ничего интересного не было, Наполеон не помнил.


Рождественская иллюминация отражалась в окнах и лужах на мостовой. Соло мрачно смотрел то в окно, то в собственный стакан. Пить не хотелось. Думать, где, а главное с кем сейчас Илья, тоже не хотелось. Но не думать не получалось. Лучше уж действительно напиться.
Выходит, он никогда не знал Илью Курякина. Кто в здравом уме мог предположить, что штатный айсберг агентства А.Н.К.Л. на самом деле так возмутительно горяч? В принципе было понятно, почему Угроза скрывал свою сексуальность, почему прятал себя под аскетичной, а зачастую просто уродливой одеждой - при их профессии осторожность лишней не бывает. Но Наполеону все равно было обидно. Разве они не друзья-напарники, не единожды спасавшие друг другу жизнь? Почему Илья так щедро демонстрировал себя равнодушной фотокамере, но ни разу не подарил ему, Соло, хотя бы одну дразнящее призывную улыбку? Наполеон глотнул виски и закашлялся, бурбон явно пошёл не в то горло. «А что было бы, если Угроза когда-нибудь улыбнулся бы тебе, как на той проклятой фотосессии? Что бы ты сделал? Вызвал бы скорую психиатрическую помощь? — улыбка Наполеона отраженная в окне из горькой превратилась в бесшабашную и злую. — Вот уж нет! Самому мало!»

Замечтавшийся Наполеон не заметил, как открылась дверь, и в комнату бесшумно вошёл Илья:

— Чего в темноте сидишь?

— Думаю, — последовал мрачный ответ.

— Даже не буду спрашивать, о чем, — на Угрозе снова была его рыжая, замшевая куртка, а лицо было серьезным, как на исповеди.

— Почему же?

— Ни до чего хорошего, напиваясь в компании бутылки, додуматься нельзя, — пожал плечами Илья. — Лучше спроси, что мне удалось узнать у Фишера?

— И что же ты узнал? — вскинул брови Наполеон, а потом спохватился. — Не хочешь спросить, что я нашёл в сейфе?

— Ничего интересного, раз ты сидишь тут в одиночестве и напиваешься в темноте.

— Так что же ты разузнал?
Илья скинул куртку и аккуратно развесил ее на спинке кресла:

— Кроме дома у Фишера есть еще и загородная вилла на Голливудских холмах, — Курякин плюхнулся в кресло и с удовольствием потянулся. — Кстати, большую часть свободного времени он проводит именно на вилле и кастинги там же проводит.

— Кастинги! — каркнул Наполеон и приложился к стакану. — Теперь это так называется. Ты хоть, понимаешь что это за «кастинги»? Хотя о чем это я, конечно, ты понимаешь.
Илья пропустил шпильку мимо ушей:

— Так вот, Фишер пригласил меня на виллу. Сказал, что у него есть в проекте отличный сценарий, не пошлая порнуха, а настоящий, остросюжетный, эротический детектив, — не сдержавшись, он фыркнул. — Сказал, что меня ждет всемирная слава.

— Кстати о славе, нужно будет избавиться от фотографий.

— Уже позаботился об этом, — отмахнулся Илья, — поэтому действовать нам придется еще быстрее, чем предполагалась. Не то старый хрен что-нибудь заподозрит.

— Возвращаясь к кастингу, ты уже согласился?

— А то! С радостью. Завтра в восемь вечера он будет меня ждать.
Наполеон вскочил и несколько раз прошёлся мимо окна, допивая на ходу вискарь:

— И что ты собираешься там делать? Это тебе не перед камерой улыбочки рассыпать.

— Разберусь, — равнодушно пожал плечами Илья.

— Разберешься? — Соло остановился и почти угрожающе навис над сидящим напарником, — Понравилось голой задницей перед богатеньким папиком сверкать?

— А тебе, — Курякин остался сидеть, только голову запрокинул, не сводя сосредоточенного взгляда с взбешенного Наполеона, — нравится ублажать увешанных бриллиантами старух?
Отчаянно захотелось врезать по его спокойной физиономии. Вместо этого Наполеон быстро наклонился и запустил зубы в основание открытой шеи. Сжимать челюсти, а потом зализывать укус, чувствуя солоноватый привкус то ли пота, то ли крови, ощущать дрожь чужого, сильного тела — это стоило нескольких выбитых зубов. Так он утешал себя, выпрямляясь и не решаясь взглянуть другу в лицо.

— Ты пьян, — голос Ильи охрип, — а мне необходимо обсудить с тобой завтрашнюю операцию.

— Ничего, — Соло прислонился пылающим лбом к прохладному окну, — я в состоянии тебя слушать.

— Завтра в двадцать ноль-ноль ты с автомобилем и инструментами будешь ждать моего сигнала на грунтовой дороге рядом с виллой Фишера.

С каждым произнесенным словом голос Ильи остывал, пока не стал деловито-отстраненным. Соло прикусил губу, ему захотелось снова услышать тот хриплый, удивлённый выдох, сорвавшийся с прикушенных губ. Наполеон потряс головой.

— Ориентировочно в двадцать часов двадцать пять минут я выйду на связь, кстати, не забудь проверить рацию, и если все будет тихо, ты проникаешь на виллу через чёрный ход, — Илья встал и подошёл к кону. На улице снова заморосил дождь. — По моей информации на время «кастингов» Фишер отпускает прислугу и охрану, так что с этой стороны проблем можно не ждать.

— А что с самими Фишером?

— В это время он будет смотреть красочные и правдоподобные сновидения, — Угроза достал из кармана брюк маленькую таблетницу и потряс ею. — Наша задача обыскать виллу и найти хоть что-нибудь интересное. А то мне вся эта история с сокровищами нацистов чем дальше, тем больше напоминает Рождественскую сказку.
Соло боднул лбом стекло и повернулся к напарнику. Тот стоял, спокойный и надежный, как швейцарский сейф. Меж бровей залегла вертикальная морщинка, губы сурово поджаты. И только ярко-малиновый засос, расцветший на шее, нарушал облик сурового профессионала.
— Завтра будет еще хуже, — Наполеон осторожно, кончиками пальцев провел по синяку.

— Делу это не помешает, скорее даже наоборот, — хмыкнул Курякин.

— Ну же, Угроза, врежь мне. Не нужно сдерживаться, — Наполеон сглотнул. — Тебе ведь... хочется...
Долгий задумчивый взгляд был ему ответом.

— Давай ложиться спать. Завтра будет тяжёлый день.

С грунтового серпантина, петлявшего по заросшим вечнозелёным кустарником холмам, открывался отличный вид на ночные огни Лос-Анджелеса. Соло присел на капот неприметного форда, открыл термос и налил себе в кружку крепкого кофе. Для отличного пикника не хватало только костра, зефира и хорошей компании. Наполеон вздохнул, его компания сейчас тратит свое время на болтовню со старой сволочью. И это еще в лучшем случае. Думать о том, что случится, если Илье не удастся запихнуть в Фишера веселенькую таблетку, не хотелось. «Успокойся, — думал он, ёжась от вечерней сырости. — Угроза - большой мальчик и совсем не наивный. Лучше подумай о том, что вся миссия идет через нижние полушария». Соло вздохнул, легкое облачко пара сорвалось его губ и тут же растаяло. На обыск дома и кабинета в студии Фишера потрачена уйма сил и времени, и все с отрицательным результатом. Если и сегодняшняя вылазка ничего не даст, то придется взять за жабры самого Фишера. Вряд ли Уэверли будет от этого в восторге.

— Соловей, приём, — внезапно ожил передатчик, — ответь Соколу.

— Соловей на связи, — Наполеон поставил кружку на капот и схватился за рацию.

— Объект упакован, — голос Ильи за шумом помех был собран и холоден. — Охрана отсутствует. Выдвигайся на позиции.

— Сокол, понял тебя. Выдвигаюсь.

За ближайшим покатым холмом в ложбине, как в ладони, расположилась вилла Фишера. Не самая роскошная из тех, какие доводилось видеть Наполеону, но тоже весьма ничего. Двухэтажный дом в классическом стиле окружал освещённый фонарями небольшой парк. На заднем дворе бирюзовым зеркалом светился круглый бассейн. Соло легко перемахнул через ограду и, стараясь держаться в тени, потрусил к чёрному ходу.

Илья ждал его в просторном холле. В джинсах, водолазке и замшевом пиджаке он выглядел, как сошедшая с обложки модного журнала модель.

— Как Фишер?

— Спит, пуская слюни, — отмахнулся Илья. — Я нашёл сейф.

— Знаешь, я тут подумал, — Соло шёл за напарником, не отставая ни на шаг, — я вскрыл два его сейфа, и ни в одном из них не было ничего действительно важного. Думаю, Фишер просто им не доверяет, но у него обязательно должны быть тайники.

— Возможно, ты прав, — Илья остановился возле растопленного камина, трогательно украшенного еловой гирляндой и цветными носками, — но здешний сейф тоже нужно вскрыть.

Кабинет Фишера был похож на приют охотника и ценителя искусств одновременно. По стенам были развешаны головы зубров и оленей вперемешку с произведениями современных дарований. Соло окинул их скучающим взглядом и ухмыльнулся. Возможно, лет через сорок эти картины и будут представлять собой какую-то ценность, но не сегодня. В мягком кресле развалился спящий Фишер, и из его приоткрытого рта действительно тянулась тоненькая нитка слюны. «Что ж, хоть кто-то из нас получает удовольствие», — позавидовал Наполеон, разглядывая довольную физиономию старого нациста.

— Чего застыл? — до странности нервный Илья нетерпеливо топтался перед солидного вида швейцарским сейфом.

— Терпение, Угроза, терпение.

Сейф для вида поломался, но вскоре сдал свои позиции. Как и предполагал Наполеон, из интересного в нем была только пухлая пачка долларов и ворох договоров.

— Поищи еще, Ковбой, — попросил Илья слегка охрипшим голосом, — не может быть, чтобы этот хрен чего-нибудь не припрятал.

Наполеон поискал еще, бросая встревоженные взгляды на напарника. Того явно лихорадило: на щеках цвел яркий румянец, глаза блестели нездоровым блеском, сухие губы потрескались. Если бы это было возможно, то Наполеон предположил бы, что Илья подхватил простуду. Но Курякин в свое время не заболел, даже просидев суточную засаду в сугробе. Слякотный, предрождественский Лос-Анджелес и вовсе не имел шансов повредить могучему русскому здоровью.

— Илья, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — дернул плечом Курякин и нахмурился.

Тут под пальцами щелкнула крышка тайника в задней стенке сейфа, и расспросы пришлось отложить. Что же, за эту находку Наполеон был готов многое простить Фишеру. Завернутая в темно-синий бархат, в тайнике обнаружилась картина. На старой, слегка потрескавшейся доске, изгибался связанный и утыканный стрелами святой Себастьян. Если глаза Соло не подводили, а делали они это крайне редко, то картина принадлежала кисти одного из учеников самого Тициана.

— А у старой сволочи недурной вкус, — восхищенно цокнул он языком. — Впрочем, это и так было понятно. Смотри, Угроза, святой Себастьян - вылитый ты.

И правда, если сорвать с Ильи почти всю одежду, привязать его к могучему дубу и заставить страдальчески запрокинуть светловолосую голову, то сходство будет налицо. Представив себе эту картину, Наполеон внезапно почувствовал, что краснеет.

— Больше ничего нет? — морщинка между бровей Курякина стала походить на крохотный каньон, и Соло тут же захотелось разгладить ее пальцами.

— Как видишь, — Наполеон с сожаление спрятал картину обратно в тайник и аккуратно закрыл сейф, — но я практически уверен, что здесь должны быть и другие тайники.

— На их поиски уйдет слишком много времени.

— Просто доверься моему чутью, Угроза, — Соло одарил напарника своей коронной улыбкой, а сам подумал, что по возвращении в номер Илью придется заставить лечь в постель и накачать чем-нибудь убойным из секретной аптечки КГБ, иначе тот окончательно сляжет.

Напарники споро принялись ощупывать и обстукивать стены кабинета. Самым перспективным, по мнению Соло, выглядел солидный, плотно уставленный книгами стеллаж. Осторожно ощупывая книжные корешки, Наполеон, будто невзначай, прикоснулся к оказавшейся нестерпимо горячей руке напарника. Тот вздрогнул всем телом и поспешно отодвинулся.
Как и предсказывал Наполеон, на поиски тайника ушло не так уж много времени. Потянув за золоченый корешок увесистого фолианта, Соло услышал отчетливый мелодичный звон, и целая секция книжного стеллажа бесшумно отъехала в сторону.

— Я так понимаю, что это и есть площадка для кастинга актеров, — фыркнул Наполеон, разглядывая, открывшуюся небольшую комнату, выдержанную в багрово-черных тонах.

— Чертов буржуй! — отчетливо скрипнул зубами Курякин.

И у него были причины для негодования. По багровым стенам в идеальном порядке были развешаны разнообразные плетки и розги. Вдоль противоположной стены протянулась витрина, где на черном бархате дожидались своего часа дилдо и анальные пробки всех видов и мастей. В центре коморки стоял крестообразный станок с фиксаторами для рук и ног. В нише у дальней стены возвышалась мраморная копия знаменитого Давида Микеланджело. Глаза статуи закрывала чёрная бархатная повязка.

— Знаешь, я очень рад, что твоя отрава все-таки вырубила Фишера, — Наполеон деловито прошёлся по приюту извращенца. — Наш клиент оказался затейником.

— Не то слово!

— Думаю, вот на этом «распятье» ты бы и изображал святого Себастьяна, — фыркнул Соло и похлопал ладонью по крестовине.

Ошарашенный Курякин потряс головой и шагнул в комнату. Внезапно его ноги подкосились, и чтобы не упасть, он поспешно схватился за верхний фиксатор креста.

— Угроза! — встревоженный Наполеон тут же оказался рядом с напарником. — Только снова не говори, что ты в норме.
Илья вздохнул, стиснул зубы и выпрямился, всем видом показывая, что он готов не только продолжить обыск, но и начистить чью-то слишком любопытную физиономию.

— Ты, что-нибудь пил вместе с Фишером? — не отставал Соло.

— Пришлось, — процедил сквозь зубы Курякин и облизнул пересохшие губы, — иначе он не соглашался пить. Буквально глаз с меня не сводил.

Наполеону захотелось хорошенько стукнуться лбом о стену, а еще лучше, двинуть его «Я справлюсь с чем угодно» напарнику.

— Знаешь, что он мог тебе подсыпать?

— Судя по ощущениям, конский возбудитель, — Илья перевел дыхание. — Продолжим, мы обязаны хоть что-нибудь найти.

Соло скептически оглядел комнатку. Если исключить стены и пол, то тайник мот располагаться только в пьедестале статуи, выглядевшем даже слишком солидным и объемистым. Он присел у ног Давида и принялся деловито ощупывать его основание. Илья примостился рядом. Казалось от его напряженного, точно перетянутая струна, тела шли волны жара. Его взгляд жег затылок Наполеона и гнал стаи мурашек вдоль позвоночника.

— Не пыхти на меня. Отвлекаешь.

Илья послушно попытался отодвинуться, но тело снова его подвело, и ему пришлось схватиться за колено напарника.
Соло едва не подпрыгнул от крепкой хватки казавшейся раскаленной ладони. Беспардонные мурашки скопились жарким облаком в солнечном сплетении и потекли в пах. Наполеон облизнул враз высохшие губы:

— Дорогая, я сейчас несколько занят и не готов ответить на твой флирт, — ехидная усмешка привычно спрятала его смущение.

Илья резко вскочил, покачнулся и вынужденно схватился за плечо Давида. Раздался отчетливый щелчок, и в пьедестале открылась маленькая дверца.

— Занятно, — Соло запустил в тайник руку и сразу же нащупал нечто плоское и кожаное, оказавшееся старым штурманским планшетом.

Внутри планшет был плотно набит старыми, пожелтевшими бумагами, исписанными мелким, убористым почерком. Курякин тут же в них зарылся. Он сосредоточенно шевелил губами, хмурился, шелестел бумагами, словом, вел себя как обычно. И только яркий румянец вкупе с неровным дыханием говорили о том, что возбуждение его так и не отпустило.

— Это шифр, — выдал он наконец.

— Я понял, — Соло словно бы со стороны наблюдал, как его рука осторожно смахнула со лба напарника испарину. — Скажи, как ты умудряешься справиться с возбуждением? Вас этому учат, да?

Илья отшатнулся от него, в его взгляде мешались удивление, злость и задавленная жажда.

— Ты совсем рехнулся?! Нашёл время!

— Ладно, ладно! — Наполеон примирительно вскинул ладони. — Признаю, сглупил. Просто интересно, как ты собираешься выкручиваться?

— Самому интересно, — буркнул Илья. — Давай решать проблемы в порядке очереди.

— Отлично, — Соло достал из внутреннего кармана куртки микрокамеру. — Сперва все сфотографируем. Потом выберемся отсюда. А в гостинице ты выпьешь какую-нибудь отраву из своих запасов.

— Я уже принял универсальный абсорбент, полегчало, но совсем немного.

— Волшебно, — скрипнул зубами Наполеон и защелкал затвором камеры в два раза быстрее. — Ты в курсе, что если ничего не предпринять, то дело может закончиться инфарктом?

— Что ж, тогда придется дрочить до посинения, — невесело усмехнулся Курякин, собирая в планшет ненужные уже бумаги.

— Есть предложение получше, — не давая себе передумать, Соло схватил Илью за отвороты куртки, рванул на себя и впился в горячие, иссохшие губы.

Тело Угрозы, его губы, сперва ощущались каменными, будто вырезанными из разогретого на солнце гранита. Но вот он вздрогнул, мученически застонал, и губы его разомкнулись. Наполеон кинулся в атаку. Он вылизывал нёбо, втягивал в себя язык, кусал губы. Его колотило, как на проклятом кресле дядюшки Руди. Он боялся, что еще немного, и Угроза придет в себя, отпрянет от него и кулаком еще добавит. Вместо этого Илья сграбастал его в медвежьи объятья и запустил руку в волосы. Теперь уже пришла очередь Наполеона стонать.

— Убираем всё и валим отсюда, — распухшие от поцелуя губы едва его слушались. — В гостинице сперва я тебя, потом ты меня. Слышишь, Угроза?

Илья взглянул на него дикими глазами, облизнулся и с трудом кивнул.


Рождественские огни плясали по стенам, отражались в окнах, превращали запрокинутое лицо Ильи в нечеловечески прекрасный лик чужеземного божества. И Соло не мог не любоваться им, выгибая уже ноющую от напряжения шею.
— Ков...бой... ещё... сделай так ещё, — простонал Угроза и выгнулся, ударившись затылком о стену, когда Наполеон взял его целиком, пропустил в самое горло.

До гостиницы они добрались очень быстро. По лестнице к своему номеру они шли еще быстрее и в ногу, как вымуштрованные гвардейцы на параде. Угроза достал ключи, выронил их, и Наполеон сам их поднял и с профессиональной скоростью открыл дверь. Оказавшись внутри, Соло тут же притиснул напарника к стене, запустил пальцы в растрепанную шевелюру и впился в горячие, растрескавшиеся губы. Было сладко, горячо и солоно. Сладко и горячо от сдавленных стонов Ильи, и солоно от вкуса его крови.

— Ну как, не передумал еще? — коварно усмехнулся Наполеон, поглаживая солидную выпуклость на брюках Угрозы и слизывая кровь с ранки на его губах.

— А ты? — от бесшабашной улыбки Ильи и его крепкой хватки на заднице подгибались колени.

— Не дождешься!

Соло буквально рухнул на колени и порадовался тощему коврику в прихожей их номера. Без него его коленям было бы совсем несдобровать. Дрожащими руками он расстегнул ширинку, сдернул бельё и добрался до твердого, горячего и нежного, истомившегося ожиданием члена.

— Ты не обязан, — заплетающимся языком пробормотал Угроза и застонал, когда Соло на пробу лизнул его по всей длине.

— Заткнись, — беззлобно усмехнулся тот, — а лучше стони погромче.

С этим заданием Илья справился, как и с большинством своих заданий, на отлично. Он выгибался, облизывал припухшие губы, вскрикивал и толкался в жадный рот Наполеона. Осторожно толкался, щадя своего напарника. И это немного бесило. Соло хотелось довести Угрозу до белого каления, до крика, до беспамятства. Что бы Илья трахался, как дрался, не щадя ни себя, ни любовника.
Наполеон выпустил член изо рта, куснул Курякина за тазовую косточку:

— Давай, Угроза, не сдерживай себя. Хочу тебя всего!

— Если я не буду сдерживаться... ты пожалеешь, — прохрипел Илья.

— Спорим!

И Наполеон снова насадился на член до самого горла и пару раз сглотнул.

— А! Бля! — Илья вскинул бедра и снова стукнулся затылком о стену, — Ещё! Ещё, Ковбой!

И Соло дал ещё. Он остервенело сосал, ловил горлом толчки дрожащих бёдер, перекатывал в пригоршне потяжелевшие яйца. А Илья вскрикивал, матерился на нескольких языках сразу и толкался вперёд, будучи уже не в состоянии осторожничать.
Не переставая работать языком, Соло окончательно сдернул брюки с бёдер Угрозы. С наслаждением стиснул идеально тугие ягодицы, развел их и проскользнул пальцем по ложбинке, уперся во вход и осторожно притёрся. Илья зашёлся хриплым криком, схватил Наполеона за волосы и дернул на себя, наполняя его горло горячим семенем.

— Вот так, Угроза, — прохрипел Соло, облизываясь. — Знал бы, что ты такой, давно бы напоил бы тебя возбудителем.

— У тебя такой голос...

— Как у портовой потаскушки? — усмехнулся Наполеон и медленно поднялся с колен.

— Нет, — Илья мотнул головой и стиснул его в объятьях. — Бархатный.

— Затраханный. Не трудись натягивать штаны. Ночь только началась.

— И не думал даже, — Илья скинул куртку на пол, выпутался из штанов и спокойно продефилировал в спальню Наполеона.

Тот проводил голодным взглядом его идеальную задницу и поторопился следом. Давненько Наполеону не приходилось так быстро раздеваться, раскидывая одежду по комнате. Хорошо еще, что на миссию он надел специальный костюм, привыкший еще и не к такому обращению.
В спальне Илья включил торшер, неторопливо стянул с себя водолазку и насмешливо оглянулся на напарника. Наполеона затрясло. Кое-кто уже успел утолить первый голод, а у него уже яйца звенели. Хотелось схватить Угрозу, бросить на кровать, медведем навалиться сверху и быстро, жёстко отыметь. Чтобы стереть с его губ эту снисходительную ухмылочку.

— И где ты только этого нахватался? — прохрипел он, сгребая Илью в объятья.

— Да есть тут один, — хмыкнул Угроза и ловким броском через бедро закинул Соло на постель, — ходит, дамочек пачками соблазняет.

Наполеон неуклюже завозился среди подушек и перевернулся на бок. Илья поставил на постель колено и посмотрел на напарника внимательным, испытующим взглядом. Тот усмехнулся и приглашающе похлопал по матрасу рядом с собой.
В отсветах праздничной иллюминации тело Угрозы казалось не просто совершенным, оно выглядело живым произведением искусства. Широкий разворот плеч гармоничным треугольником сходился к узкой талии. Мощные мышцы под шелковистой кожей с едва заметными отметинами шрамов, так и просили приласкать их, размять. Темные горошины сосков среди редкой золотистой поросли снова напряглись и манили беззащитной нежностью. Соло сглотнул и перевел взгляд ниже, где между мускулистых бедер, уже в полной боевой готовности покачивался идеальный, ровный и толстый член. Наполеон всхлипнул и откинулся на подушки, бесстыже разводя перед Ильей ноги.
На скулах Курякина вспыхнул жаркий румянец, по припухшим губам быстро проскользнул кончик языка. Одним движением он оказался на постели, навалился, нетерпеливо куснул в основание шеи. Наполеон одной рукой вцепился в широкую спину, другой в идеальную ягодицу и вжал в себя это горячее, мощное тело.

— Ты когда-нибудь был снизу?

Илья отлип от его шеи и слегка нахмурился:
— Нет. А ты?

— Доводилось пару раз. Давно, — Соло приласкал напрягшуюся шею Угрозы. — Поставим вопрос иначе: ты с мужчинами вообще когда-нибудь был?

Илья растерянно покачал головой. В его взгляде пополам мешались упрямство и неуверенность.

— Тогда давай сперва я тебя, — Соло осторожно выбрался из-под любовника и нежно чмокнул его в нос. — Хотелось бы завтра не лежать пластом, а иметь возможность нормально двигаться.

Илья, хмурясь, помолчал минуту, потом улыбнулся какой-то мягкой, непривычно беззащитной улыбкой и кивнул.
Наполеон нетерпеливо рылся в своем саквояже, где держал принадлежности для грима, добыл, наконец, жестяную баночку с вазелином, пачку презервативов и вернулся в постель. Конечно, не мешало бы добавить в смазку анестетик, но возиться с ним не было никаких сил. Лучше он посильнее распалит Илью, так, чтобы он даже и не заметил боль.
Он провел жадными руками по вздрогнувшему, напруженному телу, огладил рельефный пресс и скользнул ниже.

— Расслабься, Угроза, — рука уверенно взялась за горячий член. — Я тебя не обижу.

— Откуда в тебе столько выдержки? — прохрипел Илья, послушно раздвигая ноги. — Я бы на твоем месте уже давно...

— Когда имеешь дело с сейфами, поневоле запасешься терпением, — Соло нежно обхватил темно-красную головку губами, щедро зачерпнул вазелин и осторожно коснулся входа. — Тебе еще предстоит побывать на моем месте, тогда и посмотрим, как обстоят дела с твоей выдержкой.

Дальше уже было не до болтовни. Наполеон неторопливо ласкал член любовника, то всасывая его в себя, то облизывая его, как леденец, и одновременно вскрывал Илью, вот уж действительно, как самый надежный и неуступчивый сейф. Курякин медленно расслаблялся, постанывал и поглаживал дрожащей рукой непослушные чёрные кудри. И совершенно пропустил тот момент, когда бесстыжий палец осторожно проник внутрь. Зато на втором вздрогнул и напрягся всем телом.

— Не зажимайся, не надо. Пальцы сломаешь, — Соло на секунду отстранился, оглядел Угрозу диким взглядом и снова взял в рот.
Маслянисто поблескивающие пальцы ритмично толкались в тугую, шелковистую задницу, и было легко представить, каково в ней будет его члену. Невыносимо жарко и тесно. Соло застонал, пуская по члену Ильи вибрацию. Тот сдавленно вскрикнул и дернул бедрами навстречу толчкам. Потом снова и снова. Наполеон поднял взгляд, не в силах перестать любоваться мерными перекатами мощных мышц пресса под покрытой испаренной бархатистой кожей.

— Вот, так, — прохрипел он, — так... тебе же нравится. Нравится, да?

— Заткнись, Ков... — Соло мстительно согнул пальцы, и Илья заметался на постели, подмахивая и исходя на хриплые стоны, — Хватит... уже, ну... давай!

— Рано... рано еще, терпи.

Третий палец некоторые сочли бы излишеством, но Соло не хотел навредить Илье, даже если он сам насаживался на пальцы с остервенелой жадностью, оскалившись и вскрикивая на каждом толчке. Собственный член уже не просто ныл, он буквально горел.

— Если... ты сейчас... не трахнешь меня... то я…, — в такт толчкам простонал Илья и вскрикнул потому, что Наполеон не стал дожидаться окончания угрозы.

Он быстро вытащил пальцы, споро натянул презерватив и буквально вкатился в скользкое, горячее, жаждущее тело. И замер, вслушиваясь в сорванное дыхание Ильи.

— Чего застыл? — голос Курякина был низким, с бархатистой хрипотцой, и Соло пришлось зажмуриться до боли в веках, пережидая острую волну возбуждения, которую всколыхнул этот проникновенный, немного дрожащий голос.

— Ну же, — Угроза скрестил ноги на пояснице любовника и поддал ему пятками.

— Зараза! — выругался Наполеон и одним движением вошел до конца. — Этого ты хотел... да?

Илья не ответил, зажмурившись, он выгнулся на постели, и с приоткрытых губ срывались резкие, короткие выдохи. Наконец он выровнял дыхание, разлепил ресницы, и Наполеон чуть не утонул в жадном взгляде пронзительно голубых глаз с расширенными зрачками:

— Ещё!

Соло не умел отказывать, когда его так просят, и он дал ещё. От глубоких, размеренных толчков по жилам тёк огонь, кровать стучалась о стену, как метроном, Илья глухо стонал и прикусывал губы. Наполеон не выдержал и накрыл их ртом, ловя стоны. Угроза стиснул его в объятьях, будто желая растворить его в себе без остатка.

— Ты бы... знал, как... давно я этого хотел, — слова из горла выходили вперемежку со стонами, Соло почти выскользнул из любовника, а потом снова толкнулся, глубоко и резко.
Илья ахнул и стальным капканом сжал ноги на пояснице Наполеона.

— Пусти... хребет сломаешь, — выдохнул тот, но не остановился.

Хватка ослабла, Соло приподнялся на руках и оглядел жадным взглядом распластавшегося под ним Угрозу - от взмокших светлых волос до истекающего смазкой члена.

— Какой ты... — Наполеон не мог молчать, — видел бы ты сейчас себя... знал бы, давно бы затрахал...

— Меньше... болтай, — Илья выгнулся мостиком, оперившись о кровать плечами и затылком, и быстро заработал бедрами, насаживаясь на член, трахая себя им в удобном для себя темпе.

— Сменим позицию, — Наполеон опрокинулся на постель, придерживая любовника за поясницу, вытянул ноги, и вот теперь уже Илья был сверху, в позе наездника, — давай, Угроза... делай, что хочется.

Илья на секунду замер, прислушиваясь к себе, глянул на Соло тёмным, раскаленным взглядом, облизнулся и медленно, на пробу, приподнялся и опустился.

— Да, вот тааак... — выдохнул Наполеон, почему-то чувствуя себя насаженной на огненную иглу удовольствия бабочкой. — Ещё!

Илья опёрся руками о постель по обе стороны от головы любовника и задвигался в быстром, размашистом ритме. Запрокинул голову, выгнул спину. И Соло, как завороженный, провел рукой по его груди, прихватывая твердые соски, вниз по вздрагивающим мышцам пресса, к горячему стволу, так правильно легшему в ладонь. Слушал хриплые стоны и сорванное дыхание, чувствовал себя берестой в огне. И молился только об одном, чтобы продержаться еще чуть-чуть, чтобы не сорваться за край от того, как Илья сжимается там внутри и кричит.

Угроза был тяжёлым, расслабленным, сонным, и выпускать его из объятий совсем не хотелось.

— В душ, — вздохнул, наконец, Илья. Неохотно скатился с Соло и пошлепал в ванную. — Тебе особое приглашение нужно?

Душевая в их номере была не особо просторной, и они постоянно стукались локтями, терлись намыленными боками, но ни оному из них не пришла в голову мысль мыться по очереди. В конце концов, Илья фыркнул, как рассерженный ёж, отобрал у Наполеона мочалку и принялся его ею растирать. Осторожно и тщательно. Соло жмурился, послушно подставлялся под бережные, почти нежные, движения. А потом развернулся лицом к стене, опёрся на руки и пошире расставил ноги.

— Теперь пришла твоя очередь потрудиться.

— А то ты в прошлый раз перетрудился, бедняжечка, — усмехнулся Илья и любовно огладил мускулистый зад напарника.

Уверенные, слегка загрубевшие ладони нежно скользили по коже, смывали мыльную пену, ласкали. Соло улыбнулся, откинулся на широкую грудь Курякина, притираясь и чувствуя его возбуждение. Свое тело уже не казалось таким уж расслабленным. Ленивая нега стекла в солнечное сплетение и под уверенными ласками разгорелась жарким томлением, жаждой. Илья поцеловал его в шею, укусил, и тут же зализал укус, легкими поцелуями поднялся к затылку, прикусил мочку уха. Наполеон ахнул, обернулся, поймал чужие припухшие губы и застонал в поцелуй. Глубокий и сладкий.
Он сам взял с полочки свой лосьон для тела, дорогой, благоухающий восточными пряностями. И налил в ладонь Курякина ароматную лужицу. Потянул его руку вниз, к стоящему колом члену, а потом ещё ниже и дальше.
Сперва он опасался, что Илья побрезгует, отдернет руку. Но нет, Угроза готовил его сосредоточенно и добротно. Сам добавил лосьона, осторожно развёл пальцы, провёл ими по кругу. У Соло подогнулись колени, частое дыхание сорвалось на стоны, внизу живота тугой огненной пружиной свернулось удовольствие.

— Ну же!

— Терпение, — ухмыльнулась эта злопамятная зараза и добавила третий палец.

— Смерти моей хочешь!

— Вовсе... нет, — он запустил пальцы еще глубже, и в глазах Наполеона потемнело, из горла вырвался хриплый крик:

— Ещё!

Когда Илья поцеловал его в затылок, прижал к кафельной стенке и, наконец, вошёл, Наполеон не знал, чего хочет больше: сбежать или притереться к любовнику еще теснее. Слишком давно он не был снизу. Да, ему было больно, но и хорошо тоже. Особенно когда Илья поцеловал его в шею, ущипнул за сосок и взялся скользкой рукой за член. Он толкался и дрочил в едином, размеренном, глубоком, крышесносном темпе. И боль вскоре ушла, уступила место жаркому и чистому удовольствию. Наполеон застонал и принялся подмахивать, укусил костяшки собственного кулака, чтобы не кончить слишком быстро. Сжался. И Илья зашептал ему что-то сбивчивое на русском. Лихорадочно и жарко. Наполеон уловил лишь отдельные слова : «красивый», «сумасшедший», «мой», но и этого ему хватило. Он хрипло заорал, на руках отжал их обоих от стены и сам принялся насаживаться на член в безумном, жёстком ритме.
Из ванной они буквально выползли, измученные и довольные. Илья почти нёс его на руках, аккуратно сгрузил на кровать, закутал в одеяло и вытянулся рядом.


Рождественское утро осветило пасмурное небо унылой серостью. По сонным улицам устало брели припозднившиеся гуляки, официанты, танцовщицы и вышибалы. Веселый Лос-Анджелес медленно приходил в себя после праздничной ночи.
Двое лежали, обнявшись, в теплой постели. Прижимались друг к другу, как две идеально подогнанные детали совершенного механизма. И не было им никакого дела до того, что прямо сейчас Артур Фишер, наскоро собрав пожитки, катил в сторону международного аэропорта. Они спали в кои-то веки спокойным, крепким сном, и снилось им обоим что-то очень приятное. И от созерцания этих прекрасных сновидений их смог отвлечь только пятый сигнал коммуникатора.
Соло зевнул, недовольно сморщился, но таки сумел дотянуться до валявшейся на полу куртки. Несколько минут он слушал начальство, стоически пытаясь не зевать во весь рот. Буркнул в ответ, что всё понял, и что всё будет в ажуре. После отбоя он несколько секунд смотрел на коммуникатор, потом рассмеялся и забросил дорогостоящий аппарат подальше в угол.

— Что там? — спросил Илья, так и не соизволив открыть глаза.

— Ты не поверишь, — Наполеон в наглую разлёгся на его спине, — Информаторы донесли Уэверли, что у Фишера больше нет карт тайников. Он ими от Моссада откупился.

— Интересно, тогда что за шифровку мы у него нашли?

— Вот, пусть сам Уэверли с ней и нянчится, — ухмыльнулся Соло, чувствуя на своём теле крепкую хватку бережных, сильных рук. — А у нас Рождество.

@темы: Снежный шар

---

Снежный шар: Начало

- Раньше я не замечал за вами склонности к… дизайну интерьеров, - поднял бровь Уэверли.

- Нашли на базе T.R.U.S.H., - объяснил Курякин, бережно прижимая к груди коробку с ёлочными шарами. – В их журналах это называется средством программирования реальности на уровне исходного кода. Нет записей, откуда это взялось, но утверждается, что если подарить такой шарик, у получившего подарок уровень благосостояния повышается на 20%, уровень здоровья - на 50 %, а уровень удачи – на 80 %.

Габи выхватила шарик из коробки и сунула в руки Уэверли:

- Дарю!

- Ничего не ощущаю, - задумчиво сказал тот. – Но насколько я помню из сказок, у любой магии - а мы имеем дело именно с ней - есть граничные условия.

- Ой, да! – Соло вытащил из кармана листочек бумаги и зачитал. - Для достижения максимального эффекта дарить нужно незадолго до или сразу после наступления нового года и, преподнося подарок, дарящий должен рассказать историю.

- Хмм, - Уэверли покрутил в руках шарик, - приказываю каждому подготовить по истории. Начало испытания шаров назначаю на 30 декабря.

@темы: Снежный шар

---

Веселые картинки Мстители

+1

@темы: моё, парафразы и парашутки

---

Среди миллиардов снежинок нет двух одинаковых.

Усталыми глазками читаю:

Среди миллиардеров и снежинок нет двух одинаковых.

@темы: херофобия - это не про меня

---

хорошая шутка

Дакота Джонсон: Теперь поговорим от твоем фильме "Простите за беспокойство по половому признаку". (Sorry to bother you on the basis of sex). Он ведь так называется?
Арми Хаммер: Это два фильма.
Дакота Джонсон (улыбаясь): Поговорим о твоем фильме "Простите, что занялась в вами сексом". (Sorry to have sex with you)

00:014:58 Variety‘s Actors on Actors, Dakota Johnson and Armie Hammer

@темы: Арми Хаммер, библиотека цитат, Я, правда, только намекнул, но как ловко намекнул! (с)

---

Принц датский - знаю, Дракула датский... ну, не знаю.

(реакция на эту новость)

@темы: сериалы, Я, правда, только намекнул, но как ловко намекнул! (с)

---

Веселые картинки АНКЛ. Кулинарное.

+1

@темы: Агенты А.Н.К.Л., парафразы и парашутки

---

Очень позабавил ролик, где Бенедикт Камбербетч вносит своих знакомых в Nice List & Noughty List для Санта Клауса (список паинек и список озорников).

Видео на английском
Видео в переводе Silence Place

@темы: Бенедикт Камбербэтч, Я, правда, только намекнул, но как ловко намекнул! (с)

---

"Бенедикт как-то сказал, что они [Франкенштейн и Создание] - в каком-то смысле единое целое, что на самом деле они - один и тот же человек." (Benedict said, that they are one in a way, they are the same person really).
(с) Дэнни Бойл, Frankenstein Q/A for Dramatic Need #5 (April 20, 2011)

В субботу еще раз ходила на "Франкенштейна" Дэнни Бойла, и мне опять понравилось.
Из-за сложного грима в роли Создания режиссер попросил актеров побриться наголо. Бенедикт отвертелся потому, что у него были обязательства по съемкам в фильме "Боевой конь".
Как Франкенштейн Камбербетч, безусловно, лучше. Создание интересно у обоих. У Миллера оно брутальнее, а у Камбербетча умнее.

---

Гламур крепчал... или Розовая Угроза

Курякин на розовой Веспе


(c) инстаграм Арми

@темы: Арми Хаммер, Агенты А.Н.К.Л.

---

Ирония судьбы или Со Снежным шаром!

Фесту быть! Минимум набран. Набор закрыт 20.11.18.

Дорогие товарищи агенты!

Как ни крути, а традиция есть традиция.
Каждый год, вокруг да около 31 декабря агенты А.Н.К.Л. ходят… на мини-фест «Снежный шар».

В этом году агент  Squirry отправляется на сверхсекретное задание, поэтому координатором феста буду я. Условия те же: вы должны подарить историю (или арт), и тоже получите подарок. Фест состоится, если наберется минимум 6 участников (максимальное количество - 10 человек).

В прошлом году это было волшебно. Вы не хотите повторить?

Прошу добровольцев отмечаться в комментариях, а также указать: 1) что вы сможете подарить, 2) что вы НЕ хотели бы получить в подарок.

Список добровольцев:
1.  Squirry
2.  Мев
3.  bistrick
4.  whisky & soda
5.  AnnaHi
6.  SuspenS
-----------------------------------------
 Shiko_(координатор и запасной игрок)


P.S. На ЗФБ идет команда WTF The Man From U.N.C.L.E. 2019. Если вы имеете возможность поддержать этих храбрецов, вам сюда.

@темы: Агенты А.Н.К.Л., Снежный шар

---

Ходила сегодня на фильм, сделанный из спектакля Дэнни Бойла "Франкенштейн" - версия где Франкенштейн - Джонни Ли Миллер, Создание - Бенедикт Камбербетч.

Сценография поражает. Музыка, свет, декорации - потрясающие. Понравились многие второстепенные персонажи. То, что их вообще замечаешь, говорит о серьезном уровне мастерства. О тандеме главных героев помолчу, пока не схожу на зеркальную версию. Надо понять, что тут от режиссера, а что от актеров.
Удивило количество зрителей. Все серединки всех рядов были заполнены. Треть зала точно была, а может, и половина.

@темы: фильмы, Бенедикт Камбербэтч, Гений - это бессмертный вариант простого человека (с)

---

почему Гринч зеленый и не злобный

Журналист: Что же такое Гринч? Он не выглядит как человек. И не как животное.
Камбербетч: Гринч - это персонализация чего-то. Возможно, он зеленый от зависти.
Журналист: Верно, тогда он - эмоция.
Камбербетч: В книге он не зеленый. Возможно, зеленый вошел в нашу культуру из-за версии с Джимом Керри. ... А может, из-за Отца Рождества, ведь это Кока-Кола покрасила его в красный. ... В викторианскую эпоху Святой Николай носил зеленое.
(с) с 00:01:22



Камбербетч: Сначала я ошибочно полагал, что Гринч озлоблен. И на записи выдавал много злости. Но мне сказали: "Нет-нет, он получает удовольствие, ему нравится быть Гринчем. Так что, меньше "ррр" (делает злобную рожицу), а больше "ааа" (улыбается). Покажи, что он наслаждается процессом".
(с) с 00:00:59



P.S. небольшая статья про Санту и Coca-Cola.

@темы: Бенедикт Камбербэтч, библиотека цитат

---

Раз уж они снимали в одном месте...

AU, кроссовер "Агентов А.Н.К.Л." и "Джона Уика".



Мне не понравился "Джон Уик-2", но тем больше хочется как-то улучшить его сюжет.

@темы: моё, библиотека art, Агенты А.Н.К.Л.

---

Бенедикт Камбербетч в рейтинге Variety500

Variety500 - список 500 наиболее влиятельных бизнес-лидеров, которые формируют мировую индустрию развлечений, ценой в 2 триллиона долларов. Список отражает достижения его участников за предыдущие 12 месяцев, они отбираются членами редакционной коллегии the Variety.

Из 30 входящих в него британцев, актеров четверо:
Бенедикт Камбербетч;
Кейт Бланшетт;
Том Холланд;
Фиби Уоллер-Бридж

@темы: Бенедикт Камбербэтч, If at first you don't succeed, get a bigger hammer (c)