терпение такая прекрасная добродетель… за неимением других! (c)
Название: Абсолютная власть
Жанр: АU, омегаверс
Пейринг: Дженсен /Джаред
Рейтинг: NC-17, но не графично, в основном, лексика и мозготрах.
Размер: мини (~ 4 800 слов)
Дискламер: Джеи принадлежат себе и тем, кому сами себя дарят. Моя – только идея про необычную омегу.
Саммари: Обычные омеги беззащитны перед альфами. С этой омегой все наоборот.
тыц на картинку и будет текст
- Кажется, нас пытаются купить.
Ни одна из двух красивых бровей Дженсена Эклза даже не дрогнула.
- Доказательств нет, но кандидатура очевидна, - продолжил его финансовый директор Роб Бенедикт. – Он уже подмел почти все акции миноритариев.
Знаменитая интуиция Бенедикта с самого утра выла в полный голос. Хотя рациональных причин вроде бы не было никаких. Компания Дженсена Эклза и Тая Олсона, управляющая сетью ресторанов, баров и парой ночных клубов, процветала. Многие постоянные клиенты, давно ставшие друзьями, вращались в высших сферах. Даже такой богач, как Коэн, должен был видеть, что они ему не по зубам.
- Если Коэн желает транжирить наследство, флаг ему в руки, - не поднимая головы от бумаг, сказал Дженсен. - Надеюсь, наши бывшие акционеры хорошо на нем заработали.
- Назовите меня паникером, сэр, но я волнуюсь. Он же не дурак, у него должен быть какой-то план.
Дженсен приподнял одну бровь, выражая крайний скептицизм по поводу умственных способностей обсуждаемого субъекта.
- У меня и Тая по сорок пять процентов акций. Он сколько угодно может дуться, что я не взял его в партнеры, но зубы коротки. Убей он кого-то из нас, Верховный Арбитраж с него шкуру спустит. И это не метафора, - ехидно добавил он и поменял тему. - Кстати, не знаешь, где Тай? Со вчерашнего дня его не видел.
Бенедикт отрицательно помотал головой и вышел. Подозрение, что захватчику нужна не компания, а повод быть ближе к Эклзу, он решил пока держать при себе. Каким бы упрямцем ни был этот омега, он должен знать, что сделав Эклза врагом, он его не получит. От ненависти альфы один шаг не до любви, а до могилы. Хотя, интуиция не являлась сильной стороной омег. Она была ярко выражена у бет, тогда, как альфы практиковали рациональный подход. Омеги обладали сильным воображением, что позволяло им выдумывать необычные и парадоксальные схемы, правда, не всегда удачные. Частично это объяснялось тем, что омеги были слишком порывисты и склонны к излишнему риску. Беты не переносили риск почти физически, а вот альфы, напротив, спокойно шли на риск, если считали, что он оправдан.
- Извини, Дженс, - голос Тая был глух и подернут ноткой безысходности.
- Что? Ты где? - чувствуя, что другу нужна защита, с тихим рыком внутренний волк поднял голову.
- Я подписал передачу своих акций и взял его деньги, - Тай тяжело дышал, и что-то шумело, заглушая слова. – Я так виноват. Это же дело твоей жизни. Я подвел и тебя, и себя. Прощай, брат. Это была честь – быть твоим другом.
«Шум – это ветер! Тай на крыше».
- Подожди! - Дженсен выдернул из ящика стола пистолет (привычка, оставшаяся от давнего столкновения со стаей байкеров-рэкетиров) и бросился вон из кабинета. – Расскажи подробнее, мне нужно знать, чего ожидать.
«Тянуть время. Держать его на телефоне».
Дженсен отпустил внутреннего волка, но запретил трансформацию. Выброс адреналина хлестнул по нервам, и сделал мир вокруг четче и богаче запахами и звуками. С невозможной для человека скоростью Дженсен пробежал три лестничных пролета, и выскочил на крышу. Он выстрелил издалека, навскидку, молясь, чтобы Тай упал не вперед, а на бок.
Ему повезло.
В стрелке с транквилизатором была доза, вырубающая самого крупного волка, но Тай был силен, и когда Дженсен добежал и склонился над ним, он все еще был в сознании. И успел прошептать одно слово: «Падалеки».
- Падалеки Джаред Тристан, - через час докладывал Дженсену его начальник службы безопасности Джим Бивер. – Двадцать шесть лет, омега, родился в Штатах, учился в Стэнфорде, потом перевелся в Оксфорд. После окончания учебы - пробел, год назад всплыл в «Пеллегрино Энтерпрайзес». Штаб-квартира в Женеве, спекуляции с акциями, скупка и перепродажа компаний. Ходят слухи, что Падалеки – секретное оружие Пеллегрино, он использует его редко, но результат стопроцентный.
- Получается, что Коэн позаимствовал его у Пеллегрино и импортировал сюда? – высказался Бенедикт.
- Тай говорит, что был, как в тумане, помнит лишь желание угодить Падалеки, - сообщил Дженсен.
- Гипноз? – предположил Бенедикт.
- Вполне возможно, - согласился Бивер. - Кстати, почему Падалеки велел Олсону переписать акции на себя, а не на Коэна?
Дженсен задумчиво молчал и ему ответил Бенедикт:
- Страховка. Падалеки переведет акции на Коэна, когда тот ему заплатит.
- Этого до сих пор не случилось, иначе Коэн уже позвонил бы, - сказал Дженсен. – Возможно, это значит, что Падалеки ждет контрпредложения. Может, я хватаюсь за соломинку, но это наш единственный шанс. Джим, найди мне его. Я должен с ним поговорить.
- Нам повезло, - еще через час отчитывался Бивер. – Его проверяла налоговая служба, они подозревали отмывку денег потому, что он много лет регулярно переводит деньги из-за границы в Штаты. Оказалось, он платит одной частной психбольнице в Остине за содержание пациента Чада Мюррея. Я туда позвонил, и узнал, что сегодня Падалеки собирается его посетить.
- Спасибо, Джим, - Дженсен проверил бумажник и засунул за пояс пистолет. – Возьму у Джо самолет и догоню его.
Напряжение дрожало струной, веселый азарт горячил кровь. Дженсен Эклз вышел на охоту и это было зрелище не для слабонервных.
- Поехать с тобой?
- Не надо. Не хочу, чтобы он испугался и ушел в глухую оборону, а, как ты знаешь, гипнозу я не поддаюсь.
Зеленые радужки вспыхнули ослепительно белым светом. Один взгляд в эти глаза, и санитар, куривший у запасного выхода, послушно повел Дженсена внутрь. Сквозь окошко двери Дженсен заглянул в палату. Там было двое. Тот, что в больничной пижаме, выглядел, как типичный псих - отсутствующий взгляд, хаотичные движения, бессвязная речь. Но кое-что было не типично. Запертая дверь его палаты. Это раз. И полное отсутствие людей в коридоре на его этаже. Это два.
Второй стоял спиной к двери. Вместо больничной пижамы на нем были футболка и дизайнерские джинсы. Каштановые волосы почти до плеч слегка завиваются на концах. Плечи к бедрам – перевернутый треугольник. Так рисуют древнегреческих атлетов и героев. Высокий стащил с психа больничный халат, и тот немедленно принялся вертеть головой и размахивать руками. Тогда высокий схватил психа в охапку и бросил на кровать. Скинул свои мокасины, потом джинсы – под ними ничего. Залез на кровать, устроился между ног психа, приспустил его пижамные штаны и взял в рот. Псих трясся, стонал и бессмысленно смотрел в потолок. Высокий – Падалеки - кто же еще это мог быть - насадился на вставший член. Вверх-вниз, его мощные бедра набухали мышцами, пока он трахался с тем, кто сейчас мало отличался от резиновой куклы.
Смотреть на это было неприятно. Дженсен отошел от двери, но не перестал слышать. Скрип кровати. Вздохи. Бормотание. А еще… он не знал, как это описать, но это был звук отчаянья.
Когда дверь открылась, Дженсен впервые увидел его лицо. Прекраснее, чем небесные грезы, сладостнее, чем мечты. Чудо нового утра, свежесть ветра и блеск росы. Будто вселенная собрала все счастье мира в одном месте и бросила тебе в лицо.
- Не ходи за мной, - в спокойном, мелодичном голосе звучал приказ, которого нельзя было ослушаться.
Падалеки ушел. Он не видел, как Дженсен тряс головой, и едва передвигая ноги, упрямо делал шаг за шагом. «Не ходить за ним – вот еще! И пойду, и побегу, и полечу, если надо будет. Стоп. Побежать. А это мысль». Он снова отпустил волка, и стало немного легче. Но теперь, в компании волка, он еще ярче ощущал шлейф запаха омеги. Дженсен чувствовал себя кошкой под валерианой. Он убрал волка, и с радостью ощутил, что контроль над телом вернулся. Добежав до конца коридора, в окна лестничного пролета он увидел, как Падалеки садился в красный «корвет».
Соблюдая рекомендуемую для преследования параноиков (а если информации недостаточно, любой объект следует считать таковым) дистанцию, Дженсен набрал Бивера:
- Джим, это не гипноз, а запах. Похоже на ударную дозу героина, но без героина. Мне кажется, у него вот-вот начнется течка. Может, у него такой необычный ПТС? Покопай еще, я у него на хвосте.
Преследование привело его к причалу, где Дженсен полюбовался спиной Падалеки на борту удаляющейся лодки. Оказалось, что омеге принадлежал небольшой остров, куда он иногда приезжал «отдохнуть от суеты». Отвезти на остров Дженсена местные отказались, твердя, что «мистер Падалеки не одобрит». Дженсен в этом и не сомневался, но они не догадывались, насколько ему плевать. Небольшой сеанс внушения - и один из рыбаков повез его на своем видавшем виды катере.
Полуденное солнце щедро дарило водам озера Трэвис свой блеск, воздух был напоен свежестью и свободой. Когда до заросшего лесом островка осталось менее четверти мили, рыбак попросил Дженсена на минутку встать к штурвалу, а сам спустился в трюм.
И прорубив в обшивке дыру, потопил катер.
«Родовая вассальная клятва, - к такому выводу пришел Дженсен, пока плыл к острову. - Он не может мне отказать, но и не может сделать так, как я приказываю. Неразрешимое противоречие. В результате самоубийство или саботаж».
Выбравшись на берег, он снял мокрую одежду и развесил ее на деревьях. Пристроил на пенек ботинки и бумажник (пистолет, увы, пошел ко дну) и обернулся. Находиться на чужой родовой территории без приглашения было делом весьма опасным. Тут могли быть такие волчьи ловушки, о которых не написано ни в одной книжке. Потому, что никто не выжил, чтобы об этом рассказать. Но, нет. Лес, как лес, пара замаскированных ям на тропинках - ничего особенного. И только один запах - Падалеки. Никаких других волков или людей. Дженсен закрыл глаза и несколько минут стоял неподвижно. Привыкал. Аромат омеги был прекраснее самых чудесных духов, но Дженсен был настроен решительно - он больше не позволит какому-то запаху затуманить сознание. В центре острова среди вековых дубов обнаружился обветшалый коттедж. Деревянный дом выглядел нежилым. И это стало последней связной мыслью в голове Дженсена.
Сознание отключилось. А когда включилось снова, он обнаружил себя у кровати, на которой самая сладкая в мире омега в одиночестве переживала течку.
- Приперся все-таки, - презрительно процедил Падалеки. – На тебя заказа не было, так что пока я буду думать, что с тебя взять, перекинься и помассируй мне ступни.
Спустя мгновение Дженсен стал человеком, а руки потянулись к пяткам Падалеки. Это было жутко – не контролировать собственное тело, и Дженсен снова вызвал волка. Волк заявил, что они, конечно, могут сопротивляться, но омега пахнет охуенно и он будет дураком, если не… На этой мысли Дженсен прекратил диалог и как можно холоднее произнес:
- Я не за этим сюда приехал. Хочу выкупить акции Тая. Предлагаю десять процентов сверху.
Падалеки засмеялся. Зло и как-то горько.
- Все еще пытаешься диктовать условия? Это даже мило. Твой волк тебе не поможет. Если уж мать-природа решила наебать, отдельной особи ничего не остается, как только лапки кверху, - Джаред хищно усмехнулся и, дернув Дженсена за руку, усадил на кровать.
Дженсен рискнул убрать волка и осторожно прислушался к ощущениям тела. Дозу Падалеки хотелось до безумия. Без волка было труднее, но вызов волка без трансформации давал слишком большую нагрузку на человеческое тело. Сверхспособности не приходили без платы - тело словно сгорало. Час с волком стоил десяти лет жизни. Поэтому Дженсен постарался глубоко дышать и сосредоточиться на словах омеги, а не на его прекрасном теле.
– Задумывался ли ты когда-нибудь, зачем природа создала омег? – говорил между тем Падалеки. - Прирожденных шлюх, высшим наслаждением для которых является принять в себя узел альфы. Своего, а если нет своего, то любого другого. Это опьяняет, не так ли? Брать то, что так страстно готово отдаться. Альфа бросается на омегу, и его агрессия утекает в безопасное русло. Трах вместо драк, и все довольны. Ты, кстати, знал, что перед войнами рождается меньше омег? Природа так мудра, мать ее! Вот только бедные омеги подобны наркоманам, которых без их согласия подсадили на наркотик. С ним так приятно, так сладко, что отказаться невозможно. Но секс – это тоже власть, и эта власть развратила альф. Они пересекли черту, и природа отомстила - создала меня. Где-то за неделю до течки мой запах меняется так, что любой волк сделает все, что я скажу. А когда течка начинается, альфы хотят меня больше жизни. Они готовы абсолютно на все.
- Как тебя еще не изнасиловали?! – Дженсен пытался изобразить сарказм, но голос звучал хрипло.
- Природа позаботилась, ведь она создавала не очередную омегу-жертву, а омегу-господина, - Джаред хитро улыбнулся, и Дженсен вдруг отметил, что у него нос уточкой, а под ним ничуть не обветренные, гладкие, даже нежные губы. – Фокус в том, что, даже умирая от желания, альфа не может ко мне прикоснуться, пока я не разрешу.
- А если не разрешишь?
- Рад, что ты спросил, - оскалился омега. – Если альфа находится рядом, и не переспит со мной, то сойдет с ума.
Дженсена мутило от желания, сознание уплывало, но он видел, что и Падалеки не слишком хорошо себя чувствует.
- Вот, - Падалеки сунул Дженсену бумагу и ручку. – Так уж и быть, пиши на меня свои акции и получишь доступ к телу.
- Нет.
- Тогда проваливай, - Падалеки отвернулся к окну.
Дженсен сходил к берегу за одеждой, вернулся и хорошенько обследовал дом. Нашел утюг, испортил пиджак, зато высушил все остальное. Оделся, вернулся в спальню и сел на пол у дальней стены, положив голову на согнутые колени. Время неумолимо тащилось вперед, и сумерки плавно сменились прохладной темнотой ночи.
Падалеки достал вибратор и принялся ввинчивать его в себя.
- Если ты думаешь надавить своим присутствием, - бросил он, - то зря стараешься. Мне похуй твой запах. Мое состояние от него не меняется. Твое присутствие мне тоже похуй. Я привык, что вокруг сидят альфы, ждут и капают слюной. Меня это даже заводит.
Дженсен ушел. Он разделся, встал на пороге дома и всмотрелся в темноту, впитывая шепоты и запахи ночи. Обернулся и принялся носиться по лесу, разминая мышцы и прогоняя разочарование. Поймал двух зайцев, одного съел, другого принес омеге.
- Отъебись уже, - равнодушно бросил тот, глядя на пушистого, с рыжим отливом волка.
Дженсен снова ушел в лес. Съел второго зайца. Над верхушками деревьев появились звезды. Кругом царил первобытный настороженный покой: кто-то спал, а кто-то, стараясь не разбудить тех, кто спал, на них охотился. У Дженсена появилось настроение повыть на луну, но меланхолия быстро прошла и его деятельный ум заснул. Запах Падалеки вплетался в благоухания ночного леса, он плыл над всем, окутывал и баюкал. Волк сопел под ним, словно под теплым, байковым одеялом.
Солнечное, юное утро дышало влагой, и Дженсен решил искупаться. Он хорошенько разбежался, оттолкнулся и, обернувшись в полете, вошел в воду в человеческом теле. Которому в воде было совсем не жарко. Дженсен вбежал в дом голый, мокрый и замерзший. Сходил в душ, и, напевая себе под нос, приготовил и съел омлет с кучей бекона. Для Падалеки он смешал в блендере коктейль на воде из фруктов и зелени. Почему-то ему казалось, что омеге это понравится. Он принес кружку в спальню и тихо поставил на тумбочку рядом с кроватью. И уткнулся в колючий взгляд.
- Уже спятил? – холодно поинтересовался Падалеки.
- По моим ощущениям, да, - ответил Дженсен. – Поскольку волнуюсь, чтобы ты не помер с голоду.
- Если хочешь дожать меня добротой, зря стараешься, - сказал Падалеки, садясь на кровати.
- Да я уже понял, что ты вцепился в акции Тая, как клещ. Только неясно, почему. Боишься Коэна или этого своего Пеллегрино?
Омега отвел взгляд. Пушистые ресницы печальными стрелами опустились вниз.
- Никого я не боюсь. Может, я просто сволочь?
- Слушай, сволочь, а телефон у тебя есть? Хочу своих предупредить. Я пропал, они волнуются.
- Я сюда ничего не беру, - ответил Падалеки, прихлебывая из кружки. – А твой где?
- Последний отрезок пути пришлось пройти вплавь, - улыбнулся Дженсен. – Твои вассалы - ребята серьезные.
- Лодки тут тоже нет, послезавтра придет катер, - сообщил Падалеки и вдруг заметил, что за разговором почти допил приготовленный Дженсеном коктейль. Он бросил на альфу быстрый взгляд, но тот задумчиво смотрел в окно.
- Ну, значит, я застрял тут до послезавтра, - Дженсен потер пальцами лоб. – Или до того, как на остров нагрянут мои люди.
- Мечтать не вредно, - когда Падалеки улыбался, в нем проглядывал мальчишка.
В такие моменты Дженсен ясно видел, что этот человек не мог быть жестоким мерзавцем.
- Ты знаешь, - сказал Дженсен, - мне кажется, я понял, почему ты стал таким угрюмым. Когда постоянно ощущаешь себя чем-то вроде наркотика, наверное, наступает некий предел. Будто пересекаешь черту, за которой либо мания величия, либо презрение к людям. Делаешься неуязвимым и равнодушным.
- Тебе повезло, что у тебя иммунитет, – процедил Падалеки, но Дженсен успел заметить растерянность, промелькнувшую на его лице. - Иначе я прожевал бы тебя и выплюнул. Выжал бы до капли. Ты ведь очень красивый. И я заставил бы тебя расплатиться за каждую секунду, которую ты провел со мной не потому, что хочешь, а потому, что не можешь сопротивляться.
Дженсен не знал, что на это ответить. Ему нужно было подумать, и он отправился в лес. Он бродил по лесу и думал о Джареде Падалеки, о том, как тот жестикулирует, или слегка сутулится, стоя рядом с собеседником. О милой ямочке на его слегка заросшем щетиной подбородке. Думал о том, каково это – быть омегой, которая никогда не найдет своего единственного альфу потому, что его хотят все альфы. Думал обо всех омегах, с которыми когда-либо спал. Ему не случалось никого принуждать, его всегда хотели в ответ, но он много раз слышал разговоры о том, что это не насилие, если омеге потом все равно понравится. Не может так быть, чтобы не понравилось. Это же омега. Он думал о том, как альфы развращались, злоупотребляя властью над омегами и о том, что настоящая власть не в возможности удовлетворить желание, а в способности это желание вызвать. Это не альфы властвуют над омегами, это природа властвует над ними обоими, а они – всего лишь марионетки, не способные на свободу выбора. Дженсен чувствовал, что из лабиринта есть выход, у головоломки есть решение, только он пока не может его увидеть. Раньше он не понимал этот импульс – брать. Считал атавизмом, уделом тупоголовых волков, не способных контролировать животную агрессию. Теперь же ему очень хотелось вырубить Падалеки транквилизатором и подмять под себя… пусть сначала бесчувственное тело, но потом, когда он очнется на моем члене, ему понравится. Нет! Нельзя! Не поэтому, у них должно быть не поэтому. Не из-за течки или суперферомонов, только по обоюдному осознанному желанию.
Когда Дженсен вернулся, Джаред лежал на кровати, а между его ягодиц виднелась черная ручка вибратора. Живот и край футболки были измазаны в сперме. Кусая губы, он медленно водил рукой по налитому стволу, а в глазах плескалась черная тоска.
Дженсен глубоко вдохнул и постарался, чтобы голос звучал твердо и решительно:
- Во-первых, я могу сопротивляться. Во-вторых, я не знаю, как это доказать, но ты и сам мне нравишься, не только твой запах. Поэтому, если ты тоже хочешь, мы могли бы заняться сексом. Ты согласен?
- У тебя иногда глаза солнечные, почти белые, - рассеянно ответил Джаред, и Дженсен почувствовал, что окончательно сбит с толку.
- Да согласен я, согласен, иди сюда, - и Джаред протянул ему руку.
Несмотря на обстоятельства, их близость не походила на вихрь страсти или огонь наслаждения. Или на слегка тяжеловесный, земной секс хорошо изучивших друг друга супругов.
Это была стихия воды.
Влажные, чуть солоноватые губы соединяли души. Тягучие, полные силы и мощи движения связывали тела. Возбуждение накатывало, как цунами, и накрывало с головой, как девятый вал. Удовольствие напоминало то безмятежные, заросшие лилиями воды пруда, то пугающие омуты лесной речки, то блистающие, гигантские волны морского прибоя. Капельки пота скатывались с разгоряченных тел, они ныряли в жаркие объятия, и поцелуями пили души друг друга. Маленький родничок приязни стал ручейком симпатии, который превратился в могучую реку, смывшую воспоминания обо всех других партнерах.
Они занимались сексом, спали, и иногда Дженсену удавалось впихнуть в Джареда какую-нибудь еду. Остаток дня и ночь утекли в вечность. Светало. Дженсен сидел, прислонившись к спинке неплохо показавшей себя кровати, Джаред полулежал-полусидел, откинув голову ему на плечо. Губы Дженсена прошлись по мокрому виску, погладили отросшую щетину и, спустившись ниже, ласково поцеловали уголок приоткрытого рта.
- Твой член стал частью меня, неотторжимой частью, - слегка ерзая, сообщил ему Джаред. – Не уверен, что смогу его вернуть.
- Тебя устроит компромисс? – прошептал Дженсен ему в ухо. – Каждое утро ты будешь отдавать мне его во временное пользование, а каждый вечер я буду возвращать его обратно?
Не услышав ответа, Дженсен замер. Пауза затягивалась и становилась чем-то нехорошим.
- Я был обычным подростком, обычным волчонком, а то, что я всем нравился, считал обычным делом, - тихо и напряженно произнес Джаред. - Я выиграл всеамериканский конкурс MTV на право вручать награду «Выбор подростков» и даже это меня не насторожило. Я все списал на свое невъебенное обаяние. Поступил в университет, обзавелся кучей друзей и парнем. Я еще рос, ты бы видел меня тогда, я был такой тощий, половина нынешнего меня. Наверняка, мои способности тоже были не в полной силе. Потом пришла первая течка. Миша Коллинз чуть не порвал моего парня, очаровал меня и увез в отель, где научил такому сексу, что весь мой прежний опыт показался мне детским садом. Миша был старшекурсником, изучал химию. Он стал моим всем, - голос Джареда дрогнул и, чувствуя, что в истории сейчас случится что-то плохое, Дженсен крепче прижал его к себе. – Моим соседом по комнате был Чад Мюррей. Мы отлично уживались, он был добрым и веселым, хоть и слишком легкомысленным для альфы. Он не пропускал ни единой вечеринки и однажды его пьяные дружки решили пошутить. Когда он напился и отключился, они притащили его в нашу комнату, запихнули в шкаф и закрыли на ключ. Потом пришли мы с Мишей. У меня была течка, я едва соображал. Чад часто не ночевал, и я решил, что этой ночью он не вернется. А вот Миша понял, что он здесь. Миша разложил меня на кровати, надел на меня наушники и завязал глаза. Сказал, что не хочет, чтобы другие органы чувств меня отвлекали. Я послушался, ведь я всегда делал все, что он говорил. Меня не удивляло, что он берет у меня кровь или просит отдать грязную футболку. Ночь была очень сладкой, не помню, как я вырубился. Утром я проснулся, полез в шкаф и обнаружил Чада. Он уже был совершенно невменяем. Никто не мог понять, в чем причина, я в том числе. А незадолго до следующей течки после наших с ним развлечений Миша забыл у меня сумку, и я нашел его дневник. Я прочел, что он пытается выделить формулу моего запаха, изучая мою кровь и пот. Он подробно фиксировал свои ощущения от секса. Он писал, что в момент моей течки его желание имеет невыразимую силу. Что он не оторвался бы от меня за все золото мира и обещание рая в придачу. И что он хотел бы проверить, что будет с альфой, кто, испытывая такое же желание, не сможет меня трахнуть. Я помчался к Мише, обвинил его в несчастии Чада, назвал подонком и сказал, что между нами все кончено. Он засмеялся и ответил, что я принадлежу ему. Это он меня открыл. Что не будь я такой послушной лабораторной крысой, он уже давно обколол бы меня наркотой и привязал к кровати. Он сказал, что без этого волшебного запаха, на меня никто не и взглянул бы. А так я всю жизнь проведу в постели альф потому, что каждая альфа захочет меня трахнуть и трахнет, согласен я или нет. Я был совершенно раздавлен. Кажется, я плакал. К тому же началась течка, и накал эмоций буквально ввел меня в ступор. Я свернулся на полу в позе эмбриона. Помню, Миша достал шприц и двинулся ко мне. Я думаю, он хотел и дальше иметь меня – пусть и не добровольно с моей стороны. До тех пор я желал Мишу, сам искал его внимания. Это был первый раз, когда я его не хотел. Я сказал: «Нет» и обнаружил, что не создан жертвой. Что без моего разрешения он не может меня тронуть. Не может мне навредить, не может меня заставить. Он просил, извинялся, умолял, клялся в любви, предлагал деньги, унижался, валяясь у меня в ногах. А я молчал и наблюдал, как он постепенно сходит с ума от желания. Шести часов вполне хватило. Когда я утром уходил, он был так же невменяем, как Чад. Позже в подвале общежития нашли принадлежащую ему нарколабораторию, и все решили, что он спятил от самодельного экстази. С той ночи секс для меня отравлен. Да, я обрел власть, но власть без наслаждений – пустой звук, бесконечные дни и мучительные ночи.
- Прости меня, - пробормотал Дженсен. – Я не понял, что тебе неприятно.
Что-то в его голосе заставило Джареда повернуться, и он увидел, что Дженсен плачет. Одинокая слеза текла по щеке альфы, и то, что кто-то ему сострадает, стало для Джареда потрясением. То, что кому-то за него больно, иглой пронзило сердце, которого как он думал, у него больше нет.
- Нет! С тобой, нет, - горячо отозвался он, покрывая лицо альфы поцелуями, - Ты дал мне повод жить дальше. Ты заставил меня почувствовать больше, чем желание. Может быть, я влюбился еще в больнице. Когда не увидел в твоих глазах отвращения за то, что делал с Чадом.
- А зачем ты это делал? – осторожно спросил Дженсен. – Если не хочешь, не отвечай.
Джаред вздохнул.
- Я украл у него жизнь, - сказал он. – Были и другие, кого я довел до безумия, но насчет них… там было, чем себя оправдать. А он ни в чем не виноват. Он все время снится мне в кошмарах, я чувствую себя на его месте. Как он очнулся, запертый в шкафу - в темноте, один, не понимающий, где он и что с ним, а внутри жжет огонь непонятного желания, от которого нет спасения. Я кричу, стучу, разбивая в кровь кулаки – и ничего. Меня никто не слышит. Мне никто не поможет. Я словно в гробу. Просыпаюсь от того, что плачу во сне. Я долго экспериментировал и выяснил, что в момент моей течки во время полового акта его сознание не до конца, но проясняется. Как будто он поднимается из глубины на мелководье. На несколько секунд, может, минут. Но я должен их ему. Я должен ему всю его жизнь, и если так я могу вернуть хотя бы несколько часов, я буду это делать. И пускай со стороны это кажется мерзким, грязным и жестоким, - голос Джареда дрогнул.
- Тихо, тихо, - Дженсен гладил его по спине, и по телу омеги разливалось умиротворение.
За окном становилось все светлее. Это был час, когда природа балансирует на грани сна и нового дня.
- Расскажи что-нибудь о себе, - попросил Джаред.
- Ну, - Дженсен задумчиво надул губы, и Джареду снова захотелось его поцеловать, - Наверное, мой главный секрет в том, что я не такой уверенный в себе, как обо мне думают. Когда меня считают идеальным, я подыгрываю – ничего не могу с собой поделать. Наверное, я тщеславен. Еще я скрываю, что большие компании меня утомляют. Я лучше посижу где-нибудь один, побренчу на гитаре. У меня есть дар внушения, но он есть у всех альф, хотя хвастаться этим не принято.
- Разве?
- Это глупее, чем меряться членами, - улыбнулся Дженсен. – Внушение альф не может действовать на других волков, а чтобы подчинить людей хватает даже самой маленькой силы. Так какой смысл?!
- А откуда ты знаешь, что внушение альф не действует других волков?
- Отец рассказал.
«Любопытно», - подумал Джаред, а вслух спросил:
- Вы с отцом были очень близки?
- Да, - ответил Дженсен, и в его голосе отчетливо прозвучала нотка грусти. – Он всему меня научил. Только благодаря ему, я стал тем, кто я есть. Я сильно по нему скучаю. Ладно, хватит соплей. По-моему, нам надо хоть немного поспать.
Дженсен очень уютно сопел, но Джаред заснуть не мог. Он размышлял о том, каким глупцом он был. Столько лет потратил, жалея себя, вместо того, чтобы понять, что природа – символ баланса. Она тяготеет к равновесию и если создает омегу, который может обольстить любого альфу, то создает и альфу, который способен подчинить своей воле всех. В том числе пригасить влияние этой омеги. И это не банальное подавление воли, скорее способность завладеть сознанием другого, способность очаровать. Что бы ни внушил ему отец, Дженсен не был обычным альфой. Что, если древние легенды про белоглазых альф-вожаков не врут? Вот только Джаред не знал, стоит ли сообщать Дженсену о своих подозрениях. Дженсен явно гордился тем, что они сошлись не благодаря, а вопреки физиологии. Впрочем, в каком-то смысле это все равно было правдой. Дженсен мог порвать Джареда, но вместо этого обуздал свои инстинкты, и это дало им время разглядеть друг друга. Кроме того, вдруг отец Дженсена был прав? Вдруг он вырос таким хорошим только потому, что не подозревал, как действует на окружающих? Что, если осознание своей власти его испортит? Нет, он добрый, он справится. С его силой и моими способностями мы сможем горы свернуть, сможем изменить потребительское отношение к омегам. Расскажу, решил Джаред. Только позже, а пока…
Дженсен пришел к выводу, что пробуждение минетом имеет массу преимуществ перед будильником. Хотя из постели вылезать не хочется даже больше.
- Кстати, я согласен на предложенный тобой компромисс, - ненадолго освободив рот, заявил Джаред.
- Тогда давай волками? – осторожно предложил Дженсен.
Альфа мог переспать хоть с сотней омег - пока они были в человеческом облике, это ничего не означало. А вот секс в обличии волков предполагал серьезные отношения. Это было обещание хранить партнеру верность. Услышав: «Да», Дженсен обернулся и спрыгнул с кровати. Джаред тоже обернулся, но не сдвинулся с места. Волк-Дженсен помотал головой, ясно давая понять, что гробить постельное белье они не будут. Волк-Джаред фыркнул и, вальяжно соскочив с кровати, состроил выражение морды, говорившее: «Зануда!». Альфа игриво укусил омегу за бок, и Джаред молнией вылетел за дверь.
И были догонялки. И рычания, и довольные поскуливания. И зубы на загривке, и узел. И счастье настоящего единения, когда понятие «мы вместе» входит в плоть и кровь.
Потом они голышом валялись на траве и загорали. Дженсен дремал, а Джаред отбивался от комаров.
- Эта близость к природе без всяких удобств меня утомила, - наконец возмутился омега. - Знаешь, как сейчас хорошо в моем коттедже в Венском лесу?
- А мне никуда не хочется. Мне хорошо здесь, с тобой, - сладко потянулся Дженсен.
- Ты в курсе, что только что процитировал миссис Смит? – хихикнул Джаред.
- Заткнись.
- Придурок.
- Сучка.
Конец.
Жанр: АU, омегаверс
Пейринг: Дженсен /Джаред
Рейтинг: NC-17, но не графично, в основном, лексика и мозготрах.
Размер: мини (~ 4 800 слов)
Дискламер: Джеи принадлежат себе и тем, кому сами себя дарят. Моя – только идея про необычную омегу.
Саммари: Обычные омеги беззащитны перед альфами. С этой омегой все наоборот.
тыц на картинку и будет текст
- Кажется, нас пытаются купить.
Ни одна из двух красивых бровей Дженсена Эклза даже не дрогнула.
- Доказательств нет, но кандидатура очевидна, - продолжил его финансовый директор Роб Бенедикт. – Он уже подмел почти все акции миноритариев.
Знаменитая интуиция Бенедикта с самого утра выла в полный голос. Хотя рациональных причин вроде бы не было никаких. Компания Дженсена Эклза и Тая Олсона, управляющая сетью ресторанов, баров и парой ночных клубов, процветала. Многие постоянные клиенты, давно ставшие друзьями, вращались в высших сферах. Даже такой богач, как Коэн, должен был видеть, что они ему не по зубам.
- Если Коэн желает транжирить наследство, флаг ему в руки, - не поднимая головы от бумаг, сказал Дженсен. - Надеюсь, наши бывшие акционеры хорошо на нем заработали.
- Назовите меня паникером, сэр, но я волнуюсь. Он же не дурак, у него должен быть какой-то план.
Дженсен приподнял одну бровь, выражая крайний скептицизм по поводу умственных способностей обсуждаемого субъекта.
- У меня и Тая по сорок пять процентов акций. Он сколько угодно может дуться, что я не взял его в партнеры, но зубы коротки. Убей он кого-то из нас, Верховный Арбитраж с него шкуру спустит. И это не метафора, - ехидно добавил он и поменял тему. - Кстати, не знаешь, где Тай? Со вчерашнего дня его не видел.
Бенедикт отрицательно помотал головой и вышел. Подозрение, что захватчику нужна не компания, а повод быть ближе к Эклзу, он решил пока держать при себе. Каким бы упрямцем ни был этот омега, он должен знать, что сделав Эклза врагом, он его не получит. От ненависти альфы один шаг не до любви, а до могилы. Хотя, интуиция не являлась сильной стороной омег. Она была ярко выражена у бет, тогда, как альфы практиковали рациональный подход. Омеги обладали сильным воображением, что позволяло им выдумывать необычные и парадоксальные схемы, правда, не всегда удачные. Частично это объяснялось тем, что омеги были слишком порывисты и склонны к излишнему риску. Беты не переносили риск почти физически, а вот альфы, напротив, спокойно шли на риск, если считали, что он оправдан.
- Извини, Дженс, - голос Тая был глух и подернут ноткой безысходности.
- Что? Ты где? - чувствуя, что другу нужна защита, с тихим рыком внутренний волк поднял голову.
- Я подписал передачу своих акций и взял его деньги, - Тай тяжело дышал, и что-то шумело, заглушая слова. – Я так виноват. Это же дело твоей жизни. Я подвел и тебя, и себя. Прощай, брат. Это была честь – быть твоим другом.
«Шум – это ветер! Тай на крыше».
- Подожди! - Дженсен выдернул из ящика стола пистолет (привычка, оставшаяся от давнего столкновения со стаей байкеров-рэкетиров) и бросился вон из кабинета. – Расскажи подробнее, мне нужно знать, чего ожидать.
«Тянуть время. Держать его на телефоне».
Дженсен отпустил внутреннего волка, но запретил трансформацию. Выброс адреналина хлестнул по нервам, и сделал мир вокруг четче и богаче запахами и звуками. С невозможной для человека скоростью Дженсен пробежал три лестничных пролета, и выскочил на крышу. Он выстрелил издалека, навскидку, молясь, чтобы Тай упал не вперед, а на бок.
Ему повезло.
В стрелке с транквилизатором была доза, вырубающая самого крупного волка, но Тай был силен, и когда Дженсен добежал и склонился над ним, он все еще был в сознании. И успел прошептать одно слово: «Падалеки».
- Падалеки Джаред Тристан, - через час докладывал Дженсену его начальник службы безопасности Джим Бивер. – Двадцать шесть лет, омега, родился в Штатах, учился в Стэнфорде, потом перевелся в Оксфорд. После окончания учебы - пробел, год назад всплыл в «Пеллегрино Энтерпрайзес». Штаб-квартира в Женеве, спекуляции с акциями, скупка и перепродажа компаний. Ходят слухи, что Падалеки – секретное оружие Пеллегрино, он использует его редко, но результат стопроцентный.
- Получается, что Коэн позаимствовал его у Пеллегрино и импортировал сюда? – высказался Бенедикт.
- Тай говорит, что был, как в тумане, помнит лишь желание угодить Падалеки, - сообщил Дженсен.
- Гипноз? – предположил Бенедикт.
- Вполне возможно, - согласился Бивер. - Кстати, почему Падалеки велел Олсону переписать акции на себя, а не на Коэна?
Дженсен задумчиво молчал и ему ответил Бенедикт:
- Страховка. Падалеки переведет акции на Коэна, когда тот ему заплатит.
- Этого до сих пор не случилось, иначе Коэн уже позвонил бы, - сказал Дженсен. – Возможно, это значит, что Падалеки ждет контрпредложения. Может, я хватаюсь за соломинку, но это наш единственный шанс. Джим, найди мне его. Я должен с ним поговорить.
- Нам повезло, - еще через час отчитывался Бивер. – Его проверяла налоговая служба, они подозревали отмывку денег потому, что он много лет регулярно переводит деньги из-за границы в Штаты. Оказалось, он платит одной частной психбольнице в Остине за содержание пациента Чада Мюррея. Я туда позвонил, и узнал, что сегодня Падалеки собирается его посетить.
- Спасибо, Джим, - Дженсен проверил бумажник и засунул за пояс пистолет. – Возьму у Джо самолет и догоню его.
Напряжение дрожало струной, веселый азарт горячил кровь. Дженсен Эклз вышел на охоту и это было зрелище не для слабонервных.
- Поехать с тобой?
- Не надо. Не хочу, чтобы он испугался и ушел в глухую оборону, а, как ты знаешь, гипнозу я не поддаюсь.
Зеленые радужки вспыхнули ослепительно белым светом. Один взгляд в эти глаза, и санитар, куривший у запасного выхода, послушно повел Дженсена внутрь. Сквозь окошко двери Дженсен заглянул в палату. Там было двое. Тот, что в больничной пижаме, выглядел, как типичный псих - отсутствующий взгляд, хаотичные движения, бессвязная речь. Но кое-что было не типично. Запертая дверь его палаты. Это раз. И полное отсутствие людей в коридоре на его этаже. Это два.
Второй стоял спиной к двери. Вместо больничной пижамы на нем были футболка и дизайнерские джинсы. Каштановые волосы почти до плеч слегка завиваются на концах. Плечи к бедрам – перевернутый треугольник. Так рисуют древнегреческих атлетов и героев. Высокий стащил с психа больничный халат, и тот немедленно принялся вертеть головой и размахивать руками. Тогда высокий схватил психа в охапку и бросил на кровать. Скинул свои мокасины, потом джинсы – под ними ничего. Залез на кровать, устроился между ног психа, приспустил его пижамные штаны и взял в рот. Псих трясся, стонал и бессмысленно смотрел в потолок. Высокий – Падалеки - кто же еще это мог быть - насадился на вставший член. Вверх-вниз, его мощные бедра набухали мышцами, пока он трахался с тем, кто сейчас мало отличался от резиновой куклы.
Смотреть на это было неприятно. Дженсен отошел от двери, но не перестал слышать. Скрип кровати. Вздохи. Бормотание. А еще… он не знал, как это описать, но это был звук отчаянья.
Когда дверь открылась, Дженсен впервые увидел его лицо. Прекраснее, чем небесные грезы, сладостнее, чем мечты. Чудо нового утра, свежесть ветра и блеск росы. Будто вселенная собрала все счастье мира в одном месте и бросила тебе в лицо.
- Не ходи за мной, - в спокойном, мелодичном голосе звучал приказ, которого нельзя было ослушаться.
Падалеки ушел. Он не видел, как Дженсен тряс головой, и едва передвигая ноги, упрямо делал шаг за шагом. «Не ходить за ним – вот еще! И пойду, и побегу, и полечу, если надо будет. Стоп. Побежать. А это мысль». Он снова отпустил волка, и стало немного легче. Но теперь, в компании волка, он еще ярче ощущал шлейф запаха омеги. Дженсен чувствовал себя кошкой под валерианой. Он убрал волка, и с радостью ощутил, что контроль над телом вернулся. Добежав до конца коридора, в окна лестничного пролета он увидел, как Падалеки садился в красный «корвет».
Соблюдая рекомендуемую для преследования параноиков (а если информации недостаточно, любой объект следует считать таковым) дистанцию, Дженсен набрал Бивера:
- Джим, это не гипноз, а запах. Похоже на ударную дозу героина, но без героина. Мне кажется, у него вот-вот начнется течка. Может, у него такой необычный ПТС? Покопай еще, я у него на хвосте.
Преследование привело его к причалу, где Дженсен полюбовался спиной Падалеки на борту удаляющейся лодки. Оказалось, что омеге принадлежал небольшой остров, куда он иногда приезжал «отдохнуть от суеты». Отвезти на остров Дженсена местные отказались, твердя, что «мистер Падалеки не одобрит». Дженсен в этом и не сомневался, но они не догадывались, насколько ему плевать. Небольшой сеанс внушения - и один из рыбаков повез его на своем видавшем виды катере.
Полуденное солнце щедро дарило водам озера Трэвис свой блеск, воздух был напоен свежестью и свободой. Когда до заросшего лесом островка осталось менее четверти мили, рыбак попросил Дженсена на минутку встать к штурвалу, а сам спустился в трюм.
И прорубив в обшивке дыру, потопил катер.
«Родовая вассальная клятва, - к такому выводу пришел Дженсен, пока плыл к острову. - Он не может мне отказать, но и не может сделать так, как я приказываю. Неразрешимое противоречие. В результате самоубийство или саботаж».
Выбравшись на берег, он снял мокрую одежду и развесил ее на деревьях. Пристроил на пенек ботинки и бумажник (пистолет, увы, пошел ко дну) и обернулся. Находиться на чужой родовой территории без приглашения было делом весьма опасным. Тут могли быть такие волчьи ловушки, о которых не написано ни в одной книжке. Потому, что никто не выжил, чтобы об этом рассказать. Но, нет. Лес, как лес, пара замаскированных ям на тропинках - ничего особенного. И только один запах - Падалеки. Никаких других волков или людей. Дженсен закрыл глаза и несколько минут стоял неподвижно. Привыкал. Аромат омеги был прекраснее самых чудесных духов, но Дженсен был настроен решительно - он больше не позволит какому-то запаху затуманить сознание. В центре острова среди вековых дубов обнаружился обветшалый коттедж. Деревянный дом выглядел нежилым. И это стало последней связной мыслью в голове Дженсена.
Сознание отключилось. А когда включилось снова, он обнаружил себя у кровати, на которой самая сладкая в мире омега в одиночестве переживала течку.
- Приперся все-таки, - презрительно процедил Падалеки. – На тебя заказа не было, так что пока я буду думать, что с тебя взять, перекинься и помассируй мне ступни.
Спустя мгновение Дженсен стал человеком, а руки потянулись к пяткам Падалеки. Это было жутко – не контролировать собственное тело, и Дженсен снова вызвал волка. Волк заявил, что они, конечно, могут сопротивляться, но омега пахнет охуенно и он будет дураком, если не… На этой мысли Дженсен прекратил диалог и как можно холоднее произнес:
- Я не за этим сюда приехал. Хочу выкупить акции Тая. Предлагаю десять процентов сверху.
Падалеки засмеялся. Зло и как-то горько.
- Все еще пытаешься диктовать условия? Это даже мило. Твой волк тебе не поможет. Если уж мать-природа решила наебать, отдельной особи ничего не остается, как только лапки кверху, - Джаред хищно усмехнулся и, дернув Дженсена за руку, усадил на кровать.
Дженсен рискнул убрать волка и осторожно прислушался к ощущениям тела. Дозу Падалеки хотелось до безумия. Без волка было труднее, но вызов волка без трансформации давал слишком большую нагрузку на человеческое тело. Сверхспособности не приходили без платы - тело словно сгорало. Час с волком стоил десяти лет жизни. Поэтому Дженсен постарался глубоко дышать и сосредоточиться на словах омеги, а не на его прекрасном теле.
– Задумывался ли ты когда-нибудь, зачем природа создала омег? – говорил между тем Падалеки. - Прирожденных шлюх, высшим наслаждением для которых является принять в себя узел альфы. Своего, а если нет своего, то любого другого. Это опьяняет, не так ли? Брать то, что так страстно готово отдаться. Альфа бросается на омегу, и его агрессия утекает в безопасное русло. Трах вместо драк, и все довольны. Ты, кстати, знал, что перед войнами рождается меньше омег? Природа так мудра, мать ее! Вот только бедные омеги подобны наркоманам, которых без их согласия подсадили на наркотик. С ним так приятно, так сладко, что отказаться невозможно. Но секс – это тоже власть, и эта власть развратила альф. Они пересекли черту, и природа отомстила - создала меня. Где-то за неделю до течки мой запах меняется так, что любой волк сделает все, что я скажу. А когда течка начинается, альфы хотят меня больше жизни. Они готовы абсолютно на все.
- Как тебя еще не изнасиловали?! – Дженсен пытался изобразить сарказм, но голос звучал хрипло.
- Природа позаботилась, ведь она создавала не очередную омегу-жертву, а омегу-господина, - Джаред хитро улыбнулся, и Дженсен вдруг отметил, что у него нос уточкой, а под ним ничуть не обветренные, гладкие, даже нежные губы. – Фокус в том, что, даже умирая от желания, альфа не может ко мне прикоснуться, пока я не разрешу.
- А если не разрешишь?
- Рад, что ты спросил, - оскалился омега. – Если альфа находится рядом, и не переспит со мной, то сойдет с ума.
Дженсена мутило от желания, сознание уплывало, но он видел, что и Падалеки не слишком хорошо себя чувствует.
- Вот, - Падалеки сунул Дженсену бумагу и ручку. – Так уж и быть, пиши на меня свои акции и получишь доступ к телу.
- Нет.
- Тогда проваливай, - Падалеки отвернулся к окну.
Дженсен сходил к берегу за одеждой, вернулся и хорошенько обследовал дом. Нашел утюг, испортил пиджак, зато высушил все остальное. Оделся, вернулся в спальню и сел на пол у дальней стены, положив голову на согнутые колени. Время неумолимо тащилось вперед, и сумерки плавно сменились прохладной темнотой ночи.
Падалеки достал вибратор и принялся ввинчивать его в себя.
- Если ты думаешь надавить своим присутствием, - бросил он, - то зря стараешься. Мне похуй твой запах. Мое состояние от него не меняется. Твое присутствие мне тоже похуй. Я привык, что вокруг сидят альфы, ждут и капают слюной. Меня это даже заводит.
Дженсен ушел. Он разделся, встал на пороге дома и всмотрелся в темноту, впитывая шепоты и запахи ночи. Обернулся и принялся носиться по лесу, разминая мышцы и прогоняя разочарование. Поймал двух зайцев, одного съел, другого принес омеге.
- Отъебись уже, - равнодушно бросил тот, глядя на пушистого, с рыжим отливом волка.
Дженсен снова ушел в лес. Съел второго зайца. Над верхушками деревьев появились звезды. Кругом царил первобытный настороженный покой: кто-то спал, а кто-то, стараясь не разбудить тех, кто спал, на них охотился. У Дженсена появилось настроение повыть на луну, но меланхолия быстро прошла и его деятельный ум заснул. Запах Падалеки вплетался в благоухания ночного леса, он плыл над всем, окутывал и баюкал. Волк сопел под ним, словно под теплым, байковым одеялом.
Солнечное, юное утро дышало влагой, и Дженсен решил искупаться. Он хорошенько разбежался, оттолкнулся и, обернувшись в полете, вошел в воду в человеческом теле. Которому в воде было совсем не жарко. Дженсен вбежал в дом голый, мокрый и замерзший. Сходил в душ, и, напевая себе под нос, приготовил и съел омлет с кучей бекона. Для Падалеки он смешал в блендере коктейль на воде из фруктов и зелени. Почему-то ему казалось, что омеге это понравится. Он принес кружку в спальню и тихо поставил на тумбочку рядом с кроватью. И уткнулся в колючий взгляд.
- Уже спятил? – холодно поинтересовался Падалеки.
- По моим ощущениям, да, - ответил Дженсен. – Поскольку волнуюсь, чтобы ты не помер с голоду.
- Если хочешь дожать меня добротой, зря стараешься, - сказал Падалеки, садясь на кровати.
- Да я уже понял, что ты вцепился в акции Тая, как клещ. Только неясно, почему. Боишься Коэна или этого своего Пеллегрино?
Омега отвел взгляд. Пушистые ресницы печальными стрелами опустились вниз.
- Никого я не боюсь. Может, я просто сволочь?
- Слушай, сволочь, а телефон у тебя есть? Хочу своих предупредить. Я пропал, они волнуются.
- Я сюда ничего не беру, - ответил Падалеки, прихлебывая из кружки. – А твой где?
- Последний отрезок пути пришлось пройти вплавь, - улыбнулся Дженсен. – Твои вассалы - ребята серьезные.
- Лодки тут тоже нет, послезавтра придет катер, - сообщил Падалеки и вдруг заметил, что за разговором почти допил приготовленный Дженсеном коктейль. Он бросил на альфу быстрый взгляд, но тот задумчиво смотрел в окно.
- Ну, значит, я застрял тут до послезавтра, - Дженсен потер пальцами лоб. – Или до того, как на остров нагрянут мои люди.
- Мечтать не вредно, - когда Падалеки улыбался, в нем проглядывал мальчишка.
В такие моменты Дженсен ясно видел, что этот человек не мог быть жестоким мерзавцем.
- Ты знаешь, - сказал Дженсен, - мне кажется, я понял, почему ты стал таким угрюмым. Когда постоянно ощущаешь себя чем-то вроде наркотика, наверное, наступает некий предел. Будто пересекаешь черту, за которой либо мания величия, либо презрение к людям. Делаешься неуязвимым и равнодушным.
- Тебе повезло, что у тебя иммунитет, – процедил Падалеки, но Дженсен успел заметить растерянность, промелькнувшую на его лице. - Иначе я прожевал бы тебя и выплюнул. Выжал бы до капли. Ты ведь очень красивый. И я заставил бы тебя расплатиться за каждую секунду, которую ты провел со мной не потому, что хочешь, а потому, что не можешь сопротивляться.
Дженсен не знал, что на это ответить. Ему нужно было подумать, и он отправился в лес. Он бродил по лесу и думал о Джареде Падалеки, о том, как тот жестикулирует, или слегка сутулится, стоя рядом с собеседником. О милой ямочке на его слегка заросшем щетиной подбородке. Думал о том, каково это – быть омегой, которая никогда не найдет своего единственного альфу потому, что его хотят все альфы. Думал обо всех омегах, с которыми когда-либо спал. Ему не случалось никого принуждать, его всегда хотели в ответ, но он много раз слышал разговоры о том, что это не насилие, если омеге потом все равно понравится. Не может так быть, чтобы не понравилось. Это же омега. Он думал о том, как альфы развращались, злоупотребляя властью над омегами и о том, что настоящая власть не в возможности удовлетворить желание, а в способности это желание вызвать. Это не альфы властвуют над омегами, это природа властвует над ними обоими, а они – всего лишь марионетки, не способные на свободу выбора. Дженсен чувствовал, что из лабиринта есть выход, у головоломки есть решение, только он пока не может его увидеть. Раньше он не понимал этот импульс – брать. Считал атавизмом, уделом тупоголовых волков, не способных контролировать животную агрессию. Теперь же ему очень хотелось вырубить Падалеки транквилизатором и подмять под себя… пусть сначала бесчувственное тело, но потом, когда он очнется на моем члене, ему понравится. Нет! Нельзя! Не поэтому, у них должно быть не поэтому. Не из-за течки или суперферомонов, только по обоюдному осознанному желанию.
Когда Дженсен вернулся, Джаред лежал на кровати, а между его ягодиц виднелась черная ручка вибратора. Живот и край футболки были измазаны в сперме. Кусая губы, он медленно водил рукой по налитому стволу, а в глазах плескалась черная тоска.
Дженсен глубоко вдохнул и постарался, чтобы голос звучал твердо и решительно:
- Во-первых, я могу сопротивляться. Во-вторых, я не знаю, как это доказать, но ты и сам мне нравишься, не только твой запах. Поэтому, если ты тоже хочешь, мы могли бы заняться сексом. Ты согласен?
- У тебя иногда глаза солнечные, почти белые, - рассеянно ответил Джаред, и Дженсен почувствовал, что окончательно сбит с толку.
- Да согласен я, согласен, иди сюда, - и Джаред протянул ему руку.
Несмотря на обстоятельства, их близость не походила на вихрь страсти или огонь наслаждения. Или на слегка тяжеловесный, земной секс хорошо изучивших друг друга супругов.
Это была стихия воды.
Влажные, чуть солоноватые губы соединяли души. Тягучие, полные силы и мощи движения связывали тела. Возбуждение накатывало, как цунами, и накрывало с головой, как девятый вал. Удовольствие напоминало то безмятежные, заросшие лилиями воды пруда, то пугающие омуты лесной речки, то блистающие, гигантские волны морского прибоя. Капельки пота скатывались с разгоряченных тел, они ныряли в жаркие объятия, и поцелуями пили души друг друга. Маленький родничок приязни стал ручейком симпатии, который превратился в могучую реку, смывшую воспоминания обо всех других партнерах.
Они занимались сексом, спали, и иногда Дженсену удавалось впихнуть в Джареда какую-нибудь еду. Остаток дня и ночь утекли в вечность. Светало. Дженсен сидел, прислонившись к спинке неплохо показавшей себя кровати, Джаред полулежал-полусидел, откинув голову ему на плечо. Губы Дженсена прошлись по мокрому виску, погладили отросшую щетину и, спустившись ниже, ласково поцеловали уголок приоткрытого рта.
- Твой член стал частью меня, неотторжимой частью, - слегка ерзая, сообщил ему Джаред. – Не уверен, что смогу его вернуть.
- Тебя устроит компромисс? – прошептал Дженсен ему в ухо. – Каждое утро ты будешь отдавать мне его во временное пользование, а каждый вечер я буду возвращать его обратно?
Не услышав ответа, Дженсен замер. Пауза затягивалась и становилась чем-то нехорошим.
- Я был обычным подростком, обычным волчонком, а то, что я всем нравился, считал обычным делом, - тихо и напряженно произнес Джаред. - Я выиграл всеамериканский конкурс MTV на право вручать награду «Выбор подростков» и даже это меня не насторожило. Я все списал на свое невъебенное обаяние. Поступил в университет, обзавелся кучей друзей и парнем. Я еще рос, ты бы видел меня тогда, я был такой тощий, половина нынешнего меня. Наверняка, мои способности тоже были не в полной силе. Потом пришла первая течка. Миша Коллинз чуть не порвал моего парня, очаровал меня и увез в отель, где научил такому сексу, что весь мой прежний опыт показался мне детским садом. Миша был старшекурсником, изучал химию. Он стал моим всем, - голос Джареда дрогнул и, чувствуя, что в истории сейчас случится что-то плохое, Дженсен крепче прижал его к себе. – Моим соседом по комнате был Чад Мюррей. Мы отлично уживались, он был добрым и веселым, хоть и слишком легкомысленным для альфы. Он не пропускал ни единой вечеринки и однажды его пьяные дружки решили пошутить. Когда он напился и отключился, они притащили его в нашу комнату, запихнули в шкаф и закрыли на ключ. Потом пришли мы с Мишей. У меня была течка, я едва соображал. Чад часто не ночевал, и я решил, что этой ночью он не вернется. А вот Миша понял, что он здесь. Миша разложил меня на кровати, надел на меня наушники и завязал глаза. Сказал, что не хочет, чтобы другие органы чувств меня отвлекали. Я послушался, ведь я всегда делал все, что он говорил. Меня не удивляло, что он берет у меня кровь или просит отдать грязную футболку. Ночь была очень сладкой, не помню, как я вырубился. Утром я проснулся, полез в шкаф и обнаружил Чада. Он уже был совершенно невменяем. Никто не мог понять, в чем причина, я в том числе. А незадолго до следующей течки после наших с ним развлечений Миша забыл у меня сумку, и я нашел его дневник. Я прочел, что он пытается выделить формулу моего запаха, изучая мою кровь и пот. Он подробно фиксировал свои ощущения от секса. Он писал, что в момент моей течки его желание имеет невыразимую силу. Что он не оторвался бы от меня за все золото мира и обещание рая в придачу. И что он хотел бы проверить, что будет с альфой, кто, испытывая такое же желание, не сможет меня трахнуть. Я помчался к Мише, обвинил его в несчастии Чада, назвал подонком и сказал, что между нами все кончено. Он засмеялся и ответил, что я принадлежу ему. Это он меня открыл. Что не будь я такой послушной лабораторной крысой, он уже давно обколол бы меня наркотой и привязал к кровати. Он сказал, что без этого волшебного запаха, на меня никто не и взглянул бы. А так я всю жизнь проведу в постели альф потому, что каждая альфа захочет меня трахнуть и трахнет, согласен я или нет. Я был совершенно раздавлен. Кажется, я плакал. К тому же началась течка, и накал эмоций буквально ввел меня в ступор. Я свернулся на полу в позе эмбриона. Помню, Миша достал шприц и двинулся ко мне. Я думаю, он хотел и дальше иметь меня – пусть и не добровольно с моей стороны. До тех пор я желал Мишу, сам искал его внимания. Это был первый раз, когда я его не хотел. Я сказал: «Нет» и обнаружил, что не создан жертвой. Что без моего разрешения он не может меня тронуть. Не может мне навредить, не может меня заставить. Он просил, извинялся, умолял, клялся в любви, предлагал деньги, унижался, валяясь у меня в ногах. А я молчал и наблюдал, как он постепенно сходит с ума от желания. Шести часов вполне хватило. Когда я утром уходил, он был так же невменяем, как Чад. Позже в подвале общежития нашли принадлежащую ему нарколабораторию, и все решили, что он спятил от самодельного экстази. С той ночи секс для меня отравлен. Да, я обрел власть, но власть без наслаждений – пустой звук, бесконечные дни и мучительные ночи.
- Прости меня, - пробормотал Дженсен. – Я не понял, что тебе неприятно.
Что-то в его голосе заставило Джареда повернуться, и он увидел, что Дженсен плачет. Одинокая слеза текла по щеке альфы, и то, что кто-то ему сострадает, стало для Джареда потрясением. То, что кому-то за него больно, иглой пронзило сердце, которого как он думал, у него больше нет.
- Нет! С тобой, нет, - горячо отозвался он, покрывая лицо альфы поцелуями, - Ты дал мне повод жить дальше. Ты заставил меня почувствовать больше, чем желание. Может быть, я влюбился еще в больнице. Когда не увидел в твоих глазах отвращения за то, что делал с Чадом.
- А зачем ты это делал? – осторожно спросил Дженсен. – Если не хочешь, не отвечай.
Джаред вздохнул.
- Я украл у него жизнь, - сказал он. – Были и другие, кого я довел до безумия, но насчет них… там было, чем себя оправдать. А он ни в чем не виноват. Он все время снится мне в кошмарах, я чувствую себя на его месте. Как он очнулся, запертый в шкафу - в темноте, один, не понимающий, где он и что с ним, а внутри жжет огонь непонятного желания, от которого нет спасения. Я кричу, стучу, разбивая в кровь кулаки – и ничего. Меня никто не слышит. Мне никто не поможет. Я словно в гробу. Просыпаюсь от того, что плачу во сне. Я долго экспериментировал и выяснил, что в момент моей течки во время полового акта его сознание не до конца, но проясняется. Как будто он поднимается из глубины на мелководье. На несколько секунд, может, минут. Но я должен их ему. Я должен ему всю его жизнь, и если так я могу вернуть хотя бы несколько часов, я буду это делать. И пускай со стороны это кажется мерзким, грязным и жестоким, - голос Джареда дрогнул.
- Тихо, тихо, - Дженсен гладил его по спине, и по телу омеги разливалось умиротворение.
За окном становилось все светлее. Это был час, когда природа балансирует на грани сна и нового дня.
- Расскажи что-нибудь о себе, - попросил Джаред.
- Ну, - Дженсен задумчиво надул губы, и Джареду снова захотелось его поцеловать, - Наверное, мой главный секрет в том, что я не такой уверенный в себе, как обо мне думают. Когда меня считают идеальным, я подыгрываю – ничего не могу с собой поделать. Наверное, я тщеславен. Еще я скрываю, что большие компании меня утомляют. Я лучше посижу где-нибудь один, побренчу на гитаре. У меня есть дар внушения, но он есть у всех альф, хотя хвастаться этим не принято.
- Разве?
- Это глупее, чем меряться членами, - улыбнулся Дженсен. – Внушение альф не может действовать на других волков, а чтобы подчинить людей хватает даже самой маленькой силы. Так какой смысл?!
- А откуда ты знаешь, что внушение альф не действует других волков?
- Отец рассказал.
«Любопытно», - подумал Джаред, а вслух спросил:
- Вы с отцом были очень близки?
- Да, - ответил Дженсен, и в его голосе отчетливо прозвучала нотка грусти. – Он всему меня научил. Только благодаря ему, я стал тем, кто я есть. Я сильно по нему скучаю. Ладно, хватит соплей. По-моему, нам надо хоть немного поспать.
Дженсен очень уютно сопел, но Джаред заснуть не мог. Он размышлял о том, каким глупцом он был. Столько лет потратил, жалея себя, вместо того, чтобы понять, что природа – символ баланса. Она тяготеет к равновесию и если создает омегу, который может обольстить любого альфу, то создает и альфу, который способен подчинить своей воле всех. В том числе пригасить влияние этой омеги. И это не банальное подавление воли, скорее способность завладеть сознанием другого, способность очаровать. Что бы ни внушил ему отец, Дженсен не был обычным альфой. Что, если древние легенды про белоглазых альф-вожаков не врут? Вот только Джаред не знал, стоит ли сообщать Дженсену о своих подозрениях. Дженсен явно гордился тем, что они сошлись не благодаря, а вопреки физиологии. Впрочем, в каком-то смысле это все равно было правдой. Дженсен мог порвать Джареда, но вместо этого обуздал свои инстинкты, и это дало им время разглядеть друг друга. Кроме того, вдруг отец Дженсена был прав? Вдруг он вырос таким хорошим только потому, что не подозревал, как действует на окружающих? Что, если осознание своей власти его испортит? Нет, он добрый, он справится. С его силой и моими способностями мы сможем горы свернуть, сможем изменить потребительское отношение к омегам. Расскажу, решил Джаред. Только позже, а пока…
Дженсен пришел к выводу, что пробуждение минетом имеет массу преимуществ перед будильником. Хотя из постели вылезать не хочется даже больше.
- Кстати, я согласен на предложенный тобой компромисс, - ненадолго освободив рот, заявил Джаред.
- Тогда давай волками? – осторожно предложил Дженсен.
Альфа мог переспать хоть с сотней омег - пока они были в человеческом облике, это ничего не означало. А вот секс в обличии волков предполагал серьезные отношения. Это было обещание хранить партнеру верность. Услышав: «Да», Дженсен обернулся и спрыгнул с кровати. Джаред тоже обернулся, но не сдвинулся с места. Волк-Дженсен помотал головой, ясно давая понять, что гробить постельное белье они не будут. Волк-Джаред фыркнул и, вальяжно соскочив с кровати, состроил выражение морды, говорившее: «Зануда!». Альфа игриво укусил омегу за бок, и Джаред молнией вылетел за дверь.
И были догонялки. И рычания, и довольные поскуливания. И зубы на загривке, и узел. И счастье настоящего единения, когда понятие «мы вместе» входит в плоть и кровь.
Потом они голышом валялись на траве и загорали. Дженсен дремал, а Джаред отбивался от комаров.
- Эта близость к природе без всяких удобств меня утомила, - наконец возмутился омега. - Знаешь, как сейчас хорошо в моем коттедже в Венском лесу?
- А мне никуда не хочется. Мне хорошо здесь, с тобой, - сладко потянулся Дженсен.
- Ты в курсе, что только что процитировал миссис Смит? – хихикнул Джаред.
- Заткнись.
- Придурок.
- Сучка.
Конец.
@темы: моё, библиотека фанфиков
